Древний свет

Я неудержимо дрожу от холода, я едва иду. Мышцы моих ног обессилели. На то, чтобы пройти под этой аркой, уходят долгие минуты. Туман покрывает влагой гриву и мантию. Заглушается каждый звук, каждый шаг.

Из-за какого-то внезапного изменения, происшедшего в атмосфере, где-то вверху, на расстоянии в тысячи футов, сдвигаются слои облаков. Туманная дымка начинает превращаться из серой в белую. К сердцевине жемчужины, холодной, как море, радужной.

Вокруг меня возвышаются зеркальные стены. Разрушенные серебряные башни, затерявшиеся в облаках, касающихся земли. Своды, ясные и сверкающие на солнце, как стекло. И я вижу сквозь эти своды далекие пейзажи, сияющие серебром, стены, покрытие дорог, мосты…

Помни, то, что ты видишь, — это не примитивный мир, а мир после катастрофы. То, что ты видишь, есть очевидное и явное разрушение, принесенное войной…

Белый туман кружится и светится. Холод пробирается в мое тело. Я протягиваю руки и прикасаюсь к стене из серебра и стекла. Когти соскальзывают с ее алмазной поверхности.

Это прикосновение непристойно, как если бы я прикоснулась к окаменелой плоти.

Железная чаша, превратившаяся в кружево из ржавчины. И в нем вырастает хирузет .

То, что делало это живым городом, мертво. Жемчужные капли воды на поверхности мертвых зеркал. Когда я поворачиваюсь, покров облачности в какой-то странный миг редеет. Я стою на вершине холма. Ниже, протянувшись на мили на восток, на запад и на юг, лежит разрушенный город. Разрушенный, мертвый, окаменелый, превращенный в стекло и серебро, в туман и жемчуг. Это лишь мгновение, а затем отраженный свет опаляет глаза, которые мучительно и навсегда слепнут…

…свет от волн, плещущих в гавани Касабаарде.

В течение нескольких минут я могла лишь стоять, прислонившись к горячему песчанику стены. Наконец подняла руку, чтобы вытереть слезы, и вышла из тени арки. Жар солнца впитывался в меня.

Может быть, то, что лежит под облачным покровом Эланзиира , есть Пустоши, Сияющая Равнина? Или я создала его из предположений, нечаянно услышанных слов, этот короткий блеск заката с холмов, обращенных на запад, на Эриэль? Не то ли это, что вызывает климатические аномалии, изменяет погоду в этом мире? У меня есть основание думать, что это походит именно на разрушения, причиненные войной.

Воспоминание ли это, иллюзия ли?

Сильный порыв ветра помчал столб пыли в сторону Портовых ворот. В гавани скрипели мачты и паруса. Чувствовался запах застойной воды.

И вот мой ответ.

Есть источник слепящего света этого видения… солнце на поверхности гавани. Есть запах тумана… затхлый запах моря.

И я видела причиненные войной разрушения на Сияющей Равнине, видела руины городов Золотых в Пустошах; что проще, чем соединить то и другое?

И как могла «я» прийти, наконец, ослепленная и потерянная, в Башню, чтобы передать свои воспоминания колдовским устройствам Чародея? «Я» в этом видении было близко к смерти и далеко от Касабаарде… Исключить подобное, потому что это есть заблуждение и нет никакого «я». Есть только я.

Издалека, от Домов-Орденов, послышались голоса, и я сделала несколько шагов на горячее солнце, прочь от ворот и гавани. Теперь наша забота — угроза войны, а не женщина, в чьем рассудке царит беспорядок, вызванный неземной наукой…

«А существует ли все это?» — вопила какая-то детская часть моего существа. Я чувствую исчезновение мифа о бессмертии в его Башне, хранящей живую память ста поколений за мигательными перепонками, прикрывающими глаза. Хранимые механическим образом архивы не являются заменой. «Однако это реальный мир, — подумала я. — Если и нет бессмертного Чародея, то есть, тем не менее, записи прошлого.

По крайней мере, я знаю, почему Рурик Орландис говорит, что Башня должна выжить. Даже если мои видения этого ложны, то было оружие, которое смогло саму землю, на которой стоял этот город, обратить в кристаллическое состояние. Неизвестного оружия, которое привело к возникновению этих мертвых пустынь, теперь нет, оно исчезло вместе с Империей Народа Колдунов, но для ортеанцев не должно существовать возможности снова создать или заполучить такое оружие. Башня должна стоять и защищать от появления другой Империи — ортеанцев или С'аранти .

— Дуг Клиффорд сказал, что я найду вас здесь.

Голос прервал мысли, унесшие меня на расстояние световых лет. Я моргнула, заметив стоявшего передо мной Дэвида Осаку. Он убрал со лба взмокшие от пота светлые волосы, Щурясь от блеска Звезды Каррика.

— Нам нужен ваш совет, — сказал он. — В домах-Орденах начинает твориться сущий ад.

Глава 16. Домино

Быстро пронесся шторм, и свет весеннего солнца со всей полуденной яркостью хлынул на внутренний город. Я подумала, что не осознавала, как долго пробыла возле Портовых ворот… Тени куполов казались черными впадинами на белой земле. Исчезло всякое движение воздуха. В городах Побережья в полуденные часы обычно прекращается какая-либо активность, но нам с Дэвидом Осакой пришлось проталкиваться сквозь стоявшие на улицах толпы ортеанцев из хайек .

— Где шан'тай Рэйчел? — крикнул один мужчина из Анжади.

— Продавайте оружие, С'аранти , мы купим!

— Кормите нас — или будет война… — замечание женщины с рыжевато-бурой гривой прервалось, когда она споткнулась о чьи-то протянутые ноги и выругалась.

Дэвид радушно улыбался и продолжал идти. Я потела, и влага тотчас испарялась на сухой жаре. Небо цвета берлинской лазури обещало жару и бурю. Как скоро наступит дождливый сезон?

— Нет никого, с кем можно было бы вести переговоры! — сказал Дэвид. Он взглянул на многочисленные толпы, и я не заметила веселья на его лице. — Нет ни одного, кого мы могли бы уговорить, и кто затем сказал бы остальным, что делать.

Старая проблема на Орте: отсутствие иерархии. Каждый говорит с каждым, и из этого возникнет решение, однако какое и когда…

— Линн, я думаю о том, не посоветовать ли Молли допустить начало драки.

— Что?

В таком случае, какая бы семья-хайек ни всплыла наверх как победитель, она будет в состоянии диктовать другим. Они могут помочь нам реализовать «ТиП», программу Торговли и Помощи, в городах Побережья без возражений со стороны других хайек .

Я смотрела и видела хмурую задумчивость на его молодом и в то же время старом лице.

— А как же страдания, которые вызовет война?

Дэвид, уверенный в своей правоте, быстро сказал:

— Я не считаю, что это лучший путь.

Мы повернули на широкую, вымощенную хирузетом улицу, проходившую между большими куполами Домов-Орденов. Улицу по всей ширине запрудила толпа. Голоса галдели на дюжине диалектов Побережья. От этого зрелища и от солнца у меня разболелась голова. Я проталкивалась сквозь толпу следом за Дэвидом Осакой, глядя поверх голов ортеанцев Побережья, у меня пересохло во рту, и чьи-то локти тыкали меня в бока.

— Подождите… — я услышала знакомый голос, поискала глазами, затем увидела под навесом одного из куполов знакомые мне лица. Дэвид остановился, глядя туда, куда я указала.

Там, повернувшись лицом к группе людей, сидевших на скамьях под навесом, стоял Хилдрннди- керетне . Солнечный свет резко, рельефно освещал лицо старца, оставляя в тени глубоко посаженные глаза, так что на мгновение мне почудился череп. Прошел лишь месяц с тех пор, как я видела его в Махерве, однако болезнь продолжала свое разрушающее действие.

— Ответьте мне, шан'тай Медуэнин!