— Ага, он, пожалуй, к настоящему моменту закончил свой контракт, если достаточно хитер, а тогда уже у нас нет возможности его допросить. — Андрета взглянула на Бродина, который кивнул в ответ. — Однако не будем волноваться; мы знаем, что Сулис н'ри н'сут СуБаннасен сделала в Корбеке.
— Да, подкуп, но как она это осуществила? — Сутафиори опустила голову и задумчиво посмотрела на сцепление друг с другом пальцы своих рук. — Мелкати бедна, а она на эти цели выдала золото. Откуда это золото?
— Кто знает? Но пошло оно к Ховису, — заметила Рурик, — он многое мог бы нам рассказать, если бы захотел.
— Если бы! О, Великая Мать, если бы он захотел. — Мощная голова Канты раскачивалась из стороны в сторону. — А когда Корбек допросит этого хранителя колодца Арада… мы увидим.
По ее знаку л ри-ан принес стол. Но его поверхность была в эмали выполнена карта телестре Южной земли. (Сильное впечатление оказала на меня одна лишь длительность существования политического его деления… Ведь я прибыла из мира, где Атланты стали считаться почти что несуществующих с тех пор, как были напечатаны на бумаге.)
Халтерн и Бродин совещались друг с другом. Женщины изучали карту, их тонкие пальцы сновали по ней туда и сюда.
У Андреты между неуклюжими пальцами рук имелись золотые гвоздики. Она была смуглой и массивной, эта женщина, правившая провинцией, равной по размерам Имиру, Мелкати и Ремонде, вместе взятым. Рядом с нею корона — серебристая и тонкая — казалась почти ребенком.
— Мелкати, Ремонде… — Сутафиори постучала пальцами по расположенному между ними Имиру. — Существует различие во мнениях между телестре Имира и Римона, которые могут опять оживится. И, вы, посланница, говорите, что СуБаннасен ухаживает за аширен в Корбеке? Да… Но свободный порт Морврена не будет сражаться ни за Корону, ни за вас, Андрете, ни за Кире. — Она говорила раздраженно. — А что бы это могло означать в вашем мире, посланница?
— Я не могу точно сказать. Возможно, войну. — Перевести это слово буквально не было возможности. — Если бы они напали…
— Вы говорили о нападении? — Рурик отхлебнула из своей чаши горячего чаю. — Тогда против них с оружием в руках встали бы все сто тысяч. Нет, СуБаннасен не глупа, а также и Ховис.
Кадровая армия южной земли сначала казалась мне загадкой, потому что требовалось лишь несколько тысяч, что бы укомплектовать гарнизоны вдоль Ай, в Таткаэре и черепном перевале. Потом уже я поняла, что жители Южной Земли еще в возрасте аширен обучаются боевому искусству и никогда не перестанут этим заниматься. Это были естественные оборонительные вооруженные силы.
— Я что-то скажу вам, алзиэлле. — Андрете откинулась назад в своем кресле и устремила взгляд на Сутафиори. — В следующим году у нас будет десятый год, год летнего солнцестояния? Таким образом, когда придет время новых выборов Короны, то сколько же будет Т Анов, готовых снова выбрать вас?
Маленькая женщина кивнула.
— Если С'аны телестре снова выберут СуБаннасен и Мелкати, а Ховиса — в Ремонде и если оба они получат поддержку Римона или, скажем еще, и Морврена…
— Тогда вы теряете корону и вам придется опять привыкать быть никем другим как Далзиэлле из телестре Керис-Андрете. В последнее десятилетие вам везло; это был год, когда мы разбили варваров на Черепном перевале. В этом же десятом году, напротив… Это год, когда вы обратно впустили в Южную землю Золотой Народ Колдунов!
— Прошу прощения, Т'Ан, — сказала я, — но мы не считаем себя народом колдунов.
— Считается лишь то, что о вас думают.
Рурик расширила свои желтые глаза:
— О, я согласна с вами, Андрете.
Та фыркнула.
— Не все, что есть золото, от народа колдунов, это я вам гарантирую.
— Если у нас будет другая Корона, то это будет иметь следствием сложности для вас и ваших людей, посланница. — Сутафиори помолчала. — Но, думаю, пока у вас не должно быть такой убежденности. Я являюсь Короной и намерена оставаться ею и после десятого года летнего солнцестояния.
Лишь после того, как над городом прозвучали полуденные колокола, я покинула шестиугольный зал.
«Это может продлиться всю зиму, — подумала я. — Ховис скользок, как угорь. А разве с СуБаннасен будет легче?»
Я шагала по коридорам к мозаичному залу с намерением составить себе представление о прогрессе в допросах, проводившихся Короной.
Группа ортеанцев была занята оживленной беседой, они стояли в ярком свете, проникавшем в зал через разноцветные стекла окон. Я решила не подходить к ним близко.
Один их них извлек из ножен свой меч, чтобы продемонстрировать взмах и удар. Как я заметила, он пользовался ремондским харур-нилгри, а на большинстве из стоявших были ремондские куртки и свободного кроя брюки. В коротко подстриженных гривах до половины позвоночника сверкали вплетенные бусы из горного хрусталя. Затем размахивавший мечом повернул в сторону голову, рассмеявшись, и знакомый голос произнес обидное замечание. Он вложил свой меч обратно в ножны, повернулся и увидел меня.
— Кристи, — деловито сказал он. — Я слышал, что ты здесь. Рад, что ты в добром здравии.
«Сетин Фалкир, Фалкир из Корбека. И это было всего лишь прошедшей осенью?» — спросила я себя. Казалось уже, что прошли годы. Неужели я действительно была Линн Кристи?
— Я слышала о Сетин, сказала я, — Сочувствую.
— Когда болезнь стала невыносимой, она пришла ко мне, — сказал Фалкир, — и потребовала того, чего мать может потребовать от своего сына. И потому я сделал все безболезненно. Смерть была для нее легкой. Чтобы мы с ней снова встретились.
Дело было в их традиционно интимных отношениях со смертью. Меня не поразило бы сообщение о том, что Сетин сама лишила себя жизни, но меня шокировало то, что она попросила об этом Фалкира и что он это сделал, считая такое признаком симпатии к нему с ее стороны. «Насколько же мы все — таки близки друг другу? — спросила я себя. — Насколько же мы понимали когда — либо друг друга?»
— Колтину следовало бы сделать то же самое, — добавил он, — но она взяла его к себе в начале второй недели риардха.
Возникла ее мучительная тишина. Ничто на его лице не говорило о том, что мы когда-то были арикей.
— А что с тобой, хорошо ли тебе живется? — спросила я.
— Да. Я теперь езжу с т'аном Ховисом. Кто знает, возможно, я стану еще одним из та'адур. — В его голосе слышался прежний сарказм, но глаза были прикрыты пленкой.
«Если это умерло, — говорило что-то во мне, — тогда забудь про это». Нас не связывало ничто кроме плоти. Я мысленно оглянулась назад, и не смогла узнать нас прежних в стоявших сейчас здесь двух людях.
— Ты похудела, — тебе следовало бы отдохнуть. Мне сказали, что ты пересекла Пустошь, а это суровая земля. Когда ты станешь чувствовать себя лучше, мы, пожалуй, сможем выезжать верхом в окрестности Ширия-Шенина.
— Возможно т'ан Фалкир, но я здесь сильно загружена работой.
Расставаясь, мы оба были в некотором смятении. Близилась орвента, ортеанская зима. Я жила в комнатах в городе за Первой стеной, недалеко от Рурик. Во всем Ширия-Шенине не было ни одного трехэтажного дома, не считая напоминавших зиккураты сторожевых башен; с расположенного поблизости плоскогорья город походил на покрытые террасами склоны гор, где каждое из вытянутых ущелий домов телестре образовывало следующий ярус, проходивший выше над рекой.
Я была бы довольна, если бы не приходилось меньше бегать по бесконечным лабиринтам коридоров и переходов. Но лишь когда начались бури, какие бывают в конце года, я оценила преимущества такого способа строительства; когда с верховьев реки дул ветер, который, казалось, мог снести любую башню, построенную не на склоне.
Дождь хлестал по ромбовидным окнам, а когда смолкли последние завывания бури, в мою комнату
