Расрхе-и-Мелуур. А нам потребуется убежище, когда последние из нас — живучие, какими мы являемся — попадут в руки людей Тел Сиавна.
Его объятия жестоки, неожиданны. Когда я покину его, то возьму себе подарок, о котором он ничего не знает.
В гладких стенах зала я вижу наши соединившиеся образы, образы Золотой Женщины и Золотого Мужчины, и с нами навсегда дух Тел Сиавна.
Это Сантендор лин-сандру, имя которого на языке животных передается из поколения в поколение как Хозяин рабов и Строитель дорог, а также как Сандор, Последний Повелитель.
Боль:
И я уже не состою из этих коротких происшествий, этих поворотных пунктов, какими бы решающими они ни были. Я — общая сумма тысяч зимних дней, которыми идешь мимо спящих полей, столь же многих летних дней, проведенных на кораблях во Внутреннем море. Бесчисленных дней, заполненных едой, сном, работой и копуляцией и, наконец, дней Коричневой Башни. Эти едва воспринимаемые дни, когда прикасаешься к земле под постоянно меняющимся небом, они сформировали меня.
Я — это рекомбинированные человекоподобные животные, потомки Золотых и обитателей Топей, все их далекие отпрыски на юге. Я — это часть народа колдунов среди вечного лета империи, среди золотого изобилия, в котором в течение бесчисленных тысячелетий пребывал этот мир.
В холодных зонах моих воспоминаний есть еще очень многое:
…звезды видны даже в полдень. Наши черные тени падают на полюса мира. Неистовое солнце, от которого происходит мир, делается для нас невозможной жизнь на экваторе.
Шелестят на ветру растения. Остальные из группы находятся внизу, у воды, и присматривают за слугами. Я спешу к ним, немного медлю, потом пробегаю мимо них и поднимаюсь на вершину холма.
Блестят на солнце колонны, чернеют замковые камни сводов. Я ищу себе путь по поросшей мхом земле к центру круга и останавливаюсь, чтобы отдохнуть. Со всех сторон вокруг меня находятся пустые ворота. Потом я вижу низменность, реку, далекие горы и тех немногих из нас, кто еще жив.
Я видела эти ворота, когда они сияли, когда каждые из них вели в другой мир, были шкатулкой для драгоценностей, наполненной пейзажами, небом, звездами и морями.
— Это бесполезно, Страж.
За мной следовала секундантка с блестящими глазами, ставшими такими со времени катастрофы. Я мягко отвечаю.
— Нас слишком мало, мы не можем активировать группу. Никому не пройти. Миры для нас закрыты.
Когти ударяют по хитину, она опечалена.
— Певец мертв.
— Так лучше, я думаю.
Происходят несчастные случаи. Но потерять Первого, Второго и Третьего во время контакта и остаться с Пилотом и Фокусом, которые больше ничего не понимают… А теперь еще мертвы Ночной Разведчик и Певец…
— Мы уже никогда не будем группой, Страж. Мы теперь отданы на произвол этому миру, верно?
— Да.
— А наши жизни?
Во лжи нет никакой любезности.
— Мы находимся слишком далеко от репродукционного центра. Нас всегда будет оставаться ровно столько, сколько сейчас. Но даже на таком большом удалении от центра наши жизни будут продолжаться долго.
— Дольше, чем мы того желаем?
— Может быть.
Она дрожит всем своим телом, потом оборачивается и разглядывает тех немногих из нас, кто еще остался: Привилегированного, Захватывающего Дух, Остающегося В Тени. И, конечно, слуг.
— Страж, приспособятся ли к этому миру слуги? Смогут ли они размножаться?
— Думаю, да. Во всяком случае, ближе к экватору есть жизнь, представленная двуногими гуманоидами, очень похожим на слуг. Мы можем формировать их в соответствии с нашими потребностями.
— Это хорошо. Мне не хотелось бы провести свой последний век в одиночестве.
Свет, прохладный ветер, запах текущей воды — все это кажется мне еще чужим. Я спрашиваю себя, сколько пройдет времени, прежде чем они превзойдут меня.
— Мы должны оставить здесь книги по истории.
Она смотрит с пренебрежением, ее фасеточные глаза блестят на солнце.
— Кто их найдет, Страж? Кто? Мы единственные путники. Слуги не располагаются духовностью. Они не могут вступать в контакт, не могут устанавливать связи. За нами никто не последует. Миры столь многочисленны, как пылинки в солнечном луче.
— И тем не менее, ведь я — Страж. Книги по истории будут сохранены.
На холм чопорно поднимается слуга и зовет нас к обеду. Он небольшого роста, у него толстые руки и ноги, нет крыльев, голова его на уровне моей, когда я сижу, и у него есть грива. «Изменятся ли они, чтобы обрести способность жить в этом мире? — спрашиваю я себя. — И переживут ли они, наконец, нас при их быстрой смене поколений?»
Поскольку он лишен способности к языковому общению, то сгибает свои гибкие руки, являя собой пародию на обычный жест выражения почтения. У него желтые глаза, в которых очень мало интеллекта, но ведь эволюция умеет делать удивительные прыжки.
Поразительно, если они выживут и создадут империи, когда мы исчезнем. Их глаза похожи на жемчужины, они желтые, как солнце, которого мы — я вспоминаю об этом — никогда больше не увидим. Я выхожу из состояния покоя, чтобы поскорее спуститься с холма…
Вспышка боли. Отказ. Страх.
Гладкие стены, состоящие из полуметалла, и заботливо сохраненные остатки техники, находящиеся в Коричневой Башне. Садясь, я замечаю, что мое тело как бы одеревенело.
Воздух прохладен. Есть уровни ниже этого, как я знаю, в скальных породах под внутренним городом. А над этими защищенными помещениями находятся обожженные солнцем, пыльные улицы Касабаарде. Я бы охотно вышла сейчас на свежий воздух, хотя соприкосновение с мшистой травой все еще в моей памяти…
— Кристи, послушай меня.
«Когда это происходит?» — спрашиваю я себя. Время не воспринимается как прошлое, если его узнаешь. Существует только вечно длящееся Сейчас.
— Хорошо ли вы себя чувствуете?
Рядом со мной обитатель Топей со сдвинутой назад маской. Разве обитатели Топей всегда были в Касабаарде или все происходит в другом месте? Нет, я знаю его имя: Тетмет. Выражение его лица довольным назвать нельзя.
А этот старый человек… Чародей?
Как нас может быть двое?
Он говорит еще раз:
— Кристи?
— Я думаю… Я не уверена. Это еще одно воспоминание? — Я потираю себе виски, пытаясь ослабить боль. — Когда я проснулась?
Обитатель Топей протягивает мне чашу с жидкостью. Она горячая, сладкая, терпка. Она обжигает горло. Это физическое ощущение возвращает меня в реальность.
Старый человек смотрит на меня несколько испуганно.
— Это эффект, которого я не смог предвидеть, мне очень жаль. Поверьте мне, вы больше не в машине. Сейчас вы воспринимаете все непосредственно, не в моих воспоминаниях.
— Ваши воспоминания? Не мои? — Все мое тело болит: кости, суставы, сухожилия и мышцы. Я смотрю вниз, вижу незнакомые руки, обхватившие чашу. Короткие пальцы, кожа, потемневшая от загара под звездой Каррика. — Сколько времени… сколько времени это продолжалось?
— Сейчас полдень, — говорит обитатель Топей, — вы начали вскоре после восхода солнца.
