болезненно-сильным, что она застонала вслух, сбросила капюшон, и слезы ручьем заструились из ее глаз на пронизывающем холодном южном ветру, а она все высматривала над острыми краями пирамид хоть малейший просвет во мгле.
— Аш? — Годфри тронул ее за руку.
— Помолись о чуде, — криво улыбнулась Аш. — Хоть о маленьком чуде. Молись, чтобы сломался каменный голем. Помолись, чтобы заржавели эти цепи. Что для Господа такая мелочь?
Годфри неохотно улыбнулся и отвел от нее глаза.
— Язычница. Но я помолюсь — о милости, о свободе, о тебе.
Аш рукой крепко прижала к себе ладонь Годфри Максимиллиана. И быстро отпустила. Она все еще дрожала от пережитого ощущения.
— Я не язычница. Я и сейчас молюсь. Святому Иуде. note 128 — Ей не удалось сказать это с юмором, она в этот момент брала в руки поводья. — Годфри… Я не хочу возвращаться и умирать в темноте.
Он окинул быстрым взглядом окружающих всадников. Аш увидела, что люди Тиудиберта совсем рядом, но из какого-то странного чувства солдатского братства они сделали вид, что не слышали их слов.
— Господь тебя примет, или нет справедливости на небесах, — стал возражать Годфри. — Аш…
Аш почувствовала холодное прикосновение к щеке — там, где шрам. Она подняла голову. Снаружи, за пределами пространства, освещенного факелами, была сплошная тьма; звезды закрыты облаками. Вихрь белых точек мело по древним булыжникам, между ног кавалерийских коней, быстро окруживших ее и людей Гелимера, как эскорт.
— Снег? — изумилась она.
В желтом свете факелов влажные снежинки казались белыми. Сыплющийся с неба густой снег, внезапно принесенный южным ветром, быстро, как вуалью, окутывал откосы ближайшей пирамиды, обрисовывая белым контуром края кирпичей, выявляя незаметные раньше неровности граней.
— Сомкнуть ряды! — хрипло крикнул ариф Альдерик.
— Ну, святой отец, больше не вякать! — назир Тиудиберт втолкнул свою серую кобылу между Годфри и Аш.
Кобыла Аш опустила голову, подставляя ветру пушистый бок в зимней попоне. Белая ледяная корка покрыла кожаные поводья, забилась в складки плаща Аш.
— Давай, пошевели ее! — буркнул Тиудиберт.
— Снег. В самом центре этой хреновой пустыни, а? — Она забрала поводья в одну руку, ткнула голым холодным пальцем в лицо назира. — Знаешь ведь, что это, а? Ты не знаешь? Это Проклятие Рабби осуществилось, наконец.
Судя по тому, как исказилось ширококостное краснощекое лицо Тиудиберта, Аш удалось затронуть в нем страх перед сверхъестественным. В ней на миг вспыхнула надежда. Назир откашлялся и сплюнул на землю между их лошадьми.
— Иди на хрен, — сказал он.
Аш натянула капюшон на лицо. Подкладка из меха куницы щекотала замерзшие щеки.
Отряд всадников скакал назад, к Карфагену; сквозь падающий снег блестели доспехи и факелы. Она коленями толкала бурую кобылу, та шла усталым шагом.
И тут же Тиудиберт как будто прочитал ее мысли и шепотом буркнул:
— Все эти проклятия — хренову арифу! Меня это не касается!
— Ладно, скажу тебе кое-что, — Аш позволила себе распустить язык; стальные цепи тянули ее за шею и щиколотки; она отчаянно высматривала, не откроется ли просвет между всадниками, надеясь, что откуда-нибудь придет помощь. — Все расскажу. Твой амир Леофрик размножает рабов, как породистых крыс; и я подозреваю, что и сержантов так же выводит. Арифов. Потому что — сам посмотри: они все, хрен их задери, один к одному, на одно рыло.
Тиудиберт холодно взглянул на нее. Двое солдат рассмеялись и тут же подавили смех; оба — из тех, кто был в ее камере, кто угрожал ей насилием. Они скакали по обе стороны от нее.
Она не сводила глаз от дороги перед собой, высматривая выбоины в дорожном покрытии.
Аш окружал взвод тяжелой кавалерии под командованием Альдерика; одно отделение позади, другие два по бокам. Сам Альдерик скакал впереди, рядом с Гелимером и Фернандо дель Гизом, а войско Гелимера — впереди всех, чтобы он мог видеть всех — Аш одобрила это решение. Верховая лошадь Годфри, опустив голову, тяжело топала под прикрытием тощего коня Альдерика.
Сильный снег залепил ей всю спину и затылок; морозный ветер пронизывал шерстяную одежду. За пределами освещаемого факелами пространства, на просторах пустыни завывали белые вихри, ветер все усиливался. Она увидела, что Альдерик высылает разведчика note 129 вперед.
Перед ней возникла рука в кольчуге. Назир Тиудиберт вырвал из ее рук поводья кобылы и намотал их себе на запястье. Его отделение придвинулось ближе, невысокий коренастый конь Гейзериха щипал ее кобылу за крестец; все они скакали рядом, рукой можно было дотронуться. Снег начал устилать дорогу. Аш не возражала, когда Тиудиберт дернул кобылу, заставив ее двигаться, сама коленями сжала пушистый круп, сохраняя равновесие в седле.
Кобыла утомленно тащилась вперед. Из-за холода Аш уже не чувствовала зловония пота окружающих ее людей и взмыленных коней. Белые хлопья покрывали плоскую землю, нагромоздив сугробы вдоль обочин дороги. Она подняла глаза на обрамленное звездами лицо каменного сфинкса, под слоем снега гигантская фигура гранитного чудовища стала белой. Лед залепил сфинксу лицо; чудище больше не улыбалось.
— Где же Карфаген?
Она всего лишь прошептала эти слова, уткнувшись в меховую подкладку своего капюшона. Назир подозрительно взглянул на нее и отвернулся, заговорил со своими людьми. Между ними разгорелся негромкий спор.
В ее голове прозвучали слова:
—
Кобыла замедлила ход, с трудом пробираясь через снежные заносы. Аш выглянула из-под капюшона. Люди Тиудиберта скорчились в седлах, брюзжа себе под нос. Теперь они оставляли за собой на снегу следы глубиной в ладонь, снег облепил волосатые коленные сухожилия коней. Одна кобыла, вся белая от снега, заржала, вскидывая голову.
— Мы ехали сюда не по этой дороге, назир!
— Зато выезжаем по этой дороге. Помочь тебе заткнуть свою хреновую варежку, Барбас?
