Лицо Леофрика стало раздраженным:
— Назир, кляп ей в рот!
Два солдата старались сзади схватить ее за голову. Аш шлепнулась вперед, обмякла, ударилась о плитки пола плечами, локтями и коленями. За те несколько мгновений, пока они ее поднимали, расслабленную, как будто без костей, она отчаянно кричала:
— Оксон, Лазоревый Лев — каков исход битвы?
Вдруг в голове отчетливо прозвучало:
—
Аш чувствовала, как ее ставят вертикально, как ее держат. С двух сторон — двое. Чья-то рука плотно зажала ей разбитый рот и расквашенный нос. Она боролась за каждый глоток воздуха, свет свечей мерк в ее глазах.
Рука, зажимавшая ее лицо, не шевелилась.
Не в состоянии дышать, не в состоянии говорить, она гневно шептала разбитыми губами в рукавицу, которая почти удушила ее:
— Ты знаешь, должен знать! Фарис тебе скажет!
Безмолвие.
Перед глазами ее заплясали искры, затмевая все окружающее. Никакого Голоса. Аш попыталась стиснуть челюсти. Она ощущала прикосновение металлических колечек к зубам. В горле скопилась кровь с привкусом меди. Она закашлялась, теряя сознание от нехватки воздуха; те двое все еще крепко держали ее, а она билась, пыталась вздохнуть.
Она ощущала страх и бессилие, но заставила себя успокоиться, совершенно успокоить себя, несмотря на боль, несмотря на умирание.
Зажмуренными глазами она видела только изображение своих кровеносных сосудов век. Легкие ее горели.
Она еще раз рванулась изо всех сил. Акт слушания — не пассивное действие; это нечто буйно активное. Она чувствовала, что ее толкают или тащат; тянут за веревку или разворачивают.
Тело болталось, как разорванная веревка.
Она почувствовала, как что-то поворачивается в той части головы, которую она всегда считала как-то связанной с ее Голосом, ее святым, ее руководителем, ее душой.
Под скрежет и рев затряслось все вокруг.
Стены здания закачались.
Голос в ее голове взорвался воплем:
— НЕТ!
Твердый пол под ее ногами поднялся, как будто она снова стояла на палубе корабля в открытом море.
Под ногами Аш ходуном заходили мозаичные плитки пола.
—
—
Она накренилась, потеряла опору под ногами, голова закружилась; перед глазами замелькали желтые искры. Твердый мир сотрясало. Сквозь рев и шум — в голове? в мире? — в голове у нее звучали разные голоса:
—
—
В эту секунду Аш поняла: «Это не тот Голос».
Скрежет и рев. Пол под ногами взбрыкнул и толчком опрокинул Аш, как собака стряхивает с холки крысу.
Аш вытащила руки из-под плаща, въехала локтем в обтянутые кольчугой ребра Тиудиберта, ушибла плечо. Она вцепилась в зажимавшую ей рот руку, ломая ногти о кольчугу рукавицы.
—
—
Рука, зажимавшая ей рот, вдруг отпустила.
Аш упала на колени и втянула в себя огромную порцию воздуха. Запах моря наполнил ее ноздри и рот; соленый, свежий, пугающий.
— Ты кто? Что это? — Она глотками вдыхала воздух и кричала: — Что случилось с моим отрядом в Оксоне?
—
— Заткнитесь! — заорала Аш, вдруг осознав, что этот гул голосов она слышит в своей голове, а из зала раздается гораздо более страшный шум — как будто что-то разбивается с оглушительным грохотом и треском. — Что случилось с моими людьми? Что?
—
Железные канделябры со свечами опрокинулись, желтое пламя лизало огромное помещение. Все вокруг нее вскочили на ноги. Воздух был полон дыма.
Аш упала ничком. Под ладонями она ощущала вздыбившиеся плитки пола. Она подсунула под себя ногу, согнула больное колено и приподнялась чуть-чуть.
Какой-то мужчина кричал. Фравитта. Визиготский солдат прямо перед ней вскинул вверх руки и исчез. Пол треснул и разошелся, мозаичные плитки по линии разлома ощетинились зубцами. Фравитта скатился по полу, который вдруг наклонился, и исчез в черной бездне…
Весь мир трясло.
Она вдруг оказалась в центре толкающей и швыряющей ее толпы; воины выхватывали мечи из ножен и выкрикивали приказы; законники и торговцы сбились толпой, проталкиваясь изо всех сил назад, от трона, к еще существующим арочным проходам.
Аш растопырила руки, прижавшись к коробящемуся полу. По всей ширине пол пошел черными трещинами. Охапки растоптанных стеблей скользили по полу и собирались в кучи, вместе с опрокинутыми скамьями, с упавшими на колени людьми в рясах; глыбы мозаичных красных терракотовых плиток отрывались от пола и с оглушающим грохотом скользили в сторону…
Перед ней в воздухе пронеслось что-то темное.
Ей хватило секунды, чтобы поднять голову, автоматически прикрыв ее рукой. Это отверзлись Уста Господа. Сверху, от круглого отверстия в потолке, отрывались каменные блоки, изрисованные вьющимися ветками, и беспорядочно летели вниз, через воздух.
В дальнем от нее углу целая четверть купола пошла трещинами, и кусок крыши рухнул вниз.
