5
Наискосок от мастерской Пырина, на противоположной стороне улицы, три холостяка сняли квартиру якобы под фотографию, разрешение на открытие которой ждут от горуправы. Владельцы дома — старик и старуха — изголодались и смотрели на квартирантов как на единственный источник пропитания. Хозяйка готовила им еду, могла подкормиться сама и поддержать окончательно отощавшего мужа.
Жильцы никогда не выходили из дому все вместе. Кто-нибудь из них постоянно сидел в маленькой угловой комнате у окна возле намертво укрепленного на штативе фотоаппарата. Когда в мастерскую Пырина заходил посетитель, наблюдатель щелкал затвором объектива, передавал свой пост другому, а сам поспешно одевался и исчезал. Через пустырь за домом он выходил на параллельную улицу, затем переулком возвращался на свою и издали вел слежку. Как только посетитель выходил из мастерской, его снова фотографировали. Первый снимок получался в профиль, иногда даже в затылок, второй — в фас.
За несколько дней беспрерывной слежки наблюдатели установили, что мастерскую регулярно посещает миловидная девушка в ватнике и ушанке. Она была единственным человеком, возбудившим их подозрение, потому что, возвращаясь из мастерской, всякий раз заходила в разные дворы. Дворы эти сообщались с другими дворами, и выследить незаметно ее квартиру не представлялось возможным.
Остальные посетители, в основном женщины, приносившие в починку домашнюю утварь, особых подозрений не вызывали.
Сердюка вскоре перестали фотографировать. Бывал он в мастерской ежедневно, приносил негодную бытовую рухлядь — керосинки, примусы, лампы — и тащил после ремонта на толкучку.
Штаммер подолгу останавливал взгляд на фотографиях Сердюка. И не только потому, что их было изрядное количество. Поневоле обращал на себя внимание этот крепко сколоченный мужчина с лицом крупным, грубоватым, волевым.
«Попробуй из такого что-нибудь выжми. — Штаммер рассматривал высокий, упрямый лоб, умные проницательные глаза и свирепел. — С него всю кожу спусти — не застонет. В этой проклятой стране не люди, а дьяволы. Пытками тут мало добьешься. А хитростью? Очень много хитрости нужно, чтобы обвести такого вокруг пальца. Он руководитель, он», — убеждал себя начальник гестапо и терпеливо ждал команды.
…В кабинете фон Штаммера сидел тучный эсэсовец — начальник областного гестапо Гейзен. Глаза его были воспалены, выглядел он усталым, как рьяный, день и ночь работающий в поте лица служака. Гейзен вертел в руках сложный замок и ждал, когда Штаммер соберется с мыслями.
Сегодня Штаммер был особенно похож на щуку, подкарауливающую добычу. Маленькие водянистые глаза прищурены, тонкие губы сжаты так сильно, что кажутся сшитыми изнутри.
— Мой ответ очень прост: всех, кто ходит в мастерскую, арестовать.
— Вас ничему не учит жизнь, коллега, — насмешливо возразил Гейзен. — Пытать? Ваш предшественник был посильнее вас в этом искусстве, а хоть одно признание он вырвал? Избивал до смерти, и со смертью дознание кончалось. И притом: на сто посетителей может оказаться только два-три партизана. Не так ли? Ах, когда-то немецкая тайная полиция считалась лучшей в мире… Но тогда в ней работали не такие, как вы, Штаммер. — Гейзен намеренно пропускал приставку «фон» — он терпеть не мог этого выскочку. — Вам бы быть палачом, Штаммер, надевать петлю на шею. А вот найти эту самую шею…
Штаммер молчал. Он чувствовал превосходство своего соплеменника и за это ненавидел его.
Разными путями пришли они в гестапо. Гейзен начал сотрудничать с тайной полицией еще в школе. Тогда уже зарабатывал пфенниги за доносы на учеников и их родителей. Затем ему поручили наблюдение за домом, где он жил: кто с кем дружен, кто у кого бывает, кто что купил. Теперь Гейзен получал уже не разовые подачки, а жалованье. Жалованье возросло, когда он поступил на завод и вел слежку за коммунистами. Стали перепадать и наградные. К моменту гитлеровского переворота Гейзен имел за плечами солидный стаж в качестве тайного агента. В 1934 году он легализировался, перешел в аппарат гестапо на официальную работу.
Штаммер поступил в гестапо за год до войны с Россией и сразу получил высокий чин. Этот отпрыск захудалого дворянского рода, разорившийся баварский помещик, обозленный на весь мир, был лют и кровожаден. За эти качества ему прощали и недостаток ума и отсутствие профессиональной выучки.
Гейзен не пропускал случая куснуть Штаммера, норовил уязвить его самолюбие, когда втолковывал элементарные истины тактики гестапо, при этом всем своим видом подчеркивая, что имеет дело с человеком неловким и безнадежно глупым, от которого нечего ждать изобретательности и ухищренности.
И сегодня он поучал Штаммера как мальчишку.
— Основные качества настоящего разведчика — хитрость и терпение. Надо понимать врага. В чем ваша ошибка на первом этапе работы? Вы русских считали дураками, а они оказались куда умнее вас.
Штаммер открыл было рот — хотел что-то сказать в оправдание, но Гейзен опередил его:
— Да, да, умнее, и намного. Развесили списки вашей агентуры по городу… Это же неслыханный провал! Вам этого никогда не простят…
— Сам фюрер простил, — огрызнулся Штаммер, не преминув напомнить о личных связях с Гитлером.
— Простил, но не забыл, — ехидно отрезал Гейзен, барабаня пальцами по столу. — И рассчитается по совокупности. Хорошо. Пока думать за вас буду я. Сумейте только выполнить. Арестовать одного-двух — значит, спугнуть дичь. Надо захватить всю стаю.
— Но как? — Штаммер, скривив рот, беспомощно усмехнулся.
— Можно применить два способа. Или тот, что применили они в отношении вас — подослать агента и получить списки, — или спровоцировать их на крупную операцию, заставить собрать все силы и уничтожить нашими превосходящими силами.
— Но как? — снова спросил Штаммер.
— Слушайте внимательно. Женщина в железных очках, безусловно, не рядовой подпольщик. Это видно по ее выдержке, по стойкости характера. Таким поручают важные задания. Кем она может быть, по- вашему?
— Руководителем организации или связной, — попытался угадать Штаммер.
— Правильно. Наконец-то я слышу от вас дельный ответ. Уроки идут вам на пользу, Штаммер.
Шеф гестапо побагровел от обиды, но сдержался. Гейзен продолжал:
— Судя по тому, что она не сидит в одном городе, а разъезжает, надо полагать, что она связная. Логично?
— Логично.
— Дальше. Если от связной добиться признания невозможно, попробуем иначе использовать ее. Как вы думаете, для чего она носила с собой этот замок?
— Он служил паролем…
— О! Вы на правильном пути, — уже без иронии произнес Гейзен. — Но что убеждает вас в этом?
— Сложность механизма. Такой уникум ни с каким не спутаешь.
— Почему же нет ключа?
— Это меня уже обижает. Понятно и старо, как мир. Если резидент сапожник — ему несут ботинки, если часовщик — часы. К парикмахеру идут бриться. А в данном случае просили сделать ключ. — И вдруг Штаммер задрожал от внезапной догадки: — Направим нашего агента с замком связной в мастерскую — и… игра выиграна… Если у них нет дополнительного словесного пароля. — Губы Штаммера сложились в щелку.
— А если есть — наш агент провалится, — как бы вскользь заметил Гейзен.
— Если не сумеет убедить, что пароль ему забыли сообщить в спешке.
— Но будем надеяться на лучший исход. Направим туда самого опытного агента. Он должен будет дать якобы от имени связной задание уничтожить аэродром в степи. И там…
