— Кто? Кто пришла? — не понял Игорь Модестович.
— Прима! — торжественно провозгласила Вера Федоровна и показала глазами на тоненькую девушку-подростка, застенчиво стоявшую у рояля.
Игорь Модестович подошел к девушке, протянул руку. На него взглянули огромные, глубокие иконописные глаза.
— Зоя Агейчик.
Ее застенчивость, скованность движений несколько озадачили Сенина. Воображение его всегда рисовало их будущую приму похожей на Веру — сильную, жизнеутверждающую, темпераментную. Разочарованный, он вяло сел за рояль.
И какая неожиданность! В танце девушка преобразилась. Изящная, легкая, она словно летала по воздуху, и даже старый рассохшийся пол не отвечал на ее прыжки обычным гулом. Зоя раньше занималась в танцевальном кружке и, хотя настоящей школы у нее не было, чувствовалось тем не менее, что балет, именно балет, а не просто танцы — ее стихия. Удивительно сочетались в ней простота и подлинный, подкупающий лиризм. А лицо! Вот она Одетта, наивная, искренняя, а теперь Одиллия, коварная, жестокая, с горящими глазами и беспощадной греховной улыбкой. И еще одно неоценимое свойство обнаружилось у Зои. Она реагировала на малейшие извивы мелодии, однако музыка не держала ее в тисках, не сковывала исполнительской инициативы.
— Клад. Настоящий клад! — радостно шептала мужу Вера Федоровна.
Со свойственной ей прямотой она, однако, сразу предупредила Зою, что год на сцену не выпустит, что ее ждут тяжелые, скучные упражнения у станка. И услышала:
— Я это знаю, и я готова.
Виктор Хорунжий в балетный кружок попал случайно. Пришел на занятие по классической борьбе, в которой делал немалые успехи, но занятие сорвалось, и он заглянул в «танцкласс» полюбоваться девушками. Посмотрел, как Вера Федоровна муштрует своих учеников, почувствовал, что дело она поставила серьезно, и проникся к ней уважением. А когда Зоя со своим незадачливым партнером репетировала адажио из «Лебединого озера», ему вдруг открылась красота движений, их выразительность, возможность передать языком пластики и душевное смятение, и бездонную глубину чувств, и неизбывную радость.
Он просидел в углу комнаты три часа, не двигаясь с места, и устал чертовски. У него тоже невольно напрягались мышцы, когда отрабатывалось трудное упражнение, а лицо то выражало досаду, пока упражнение не получалось, то светилось от удовольствия, когда удавалось добиться четкости и непринужденности.
Разошлась старшая группа, но Хорунжий не ушел. Потолкался по классу, размялся и решил посмотреть начинающих. И тут он почувствовал уверенность в себе. Если эта полнотелая девушка, у которой ноги никак не приспособлены к танцам, надеется, что из нее выйдет балерина, если с ней так терпеливо возится Сенина, то он уж вправе попробовать себя. Как-никак подтанцовывал понемногу, отплясывал «Барыню», «Яблочко» и неплохо выбивает чечетку. Есть у него и слух, и чувство ритма.
Вера Федоровна исподволь следила за статным юношей и заметила, как играет его тело, когда танцуют другие, как радуется он каждому удавшемуся движению.
Однако, когда занятия окончились, его почему-то одолела робость. Он не посмел подойти к Сениной, решил оставить разговор до следующего раза.
А Вере Федоровне никак не хотелось упустить этого юношу. Когда он направился к выходу, она остановила его и без обиняков спросила:
— Хотите заняться балетом?
Виктор озабоченно потеребил тоненький ус.
— Ну, смелее.
Он только кивнул в ответ, потеряв в этот момент способность говорить.
Вера Федоровна попросила Виктора станцевать что-нибудь. Получилось у него не хорошо и не плохо, но внутреннее чутье подсказало опытной балерине, что из него выйдет толк.
Общительного и веселого Хорунжего быстро оценили в группе. Выносливость у него оказалась адская. Он занимался сразу в двух группах — и с начинающими, и с теми, кто уже был на «подходе к сцене». Если к этому прибавить работу и учебу в техникуме, то и упорству его можно было отдать должное.
Агейчик и Хорунжий стали теми кристаллами, вокруг которых лепился коллектив. Своей неистощимой энергией они невольно заряжали других, вселяли оптимизм.
«Откуда у них такая увлеченность балетом? — спрашивала себя Вера Федоровна. — И откуда столько терпения? Молодежь горяча, всегда спешит, ей сразу вынь да положь. Плохо ли, хорошо ли — только поскорее к финишу».
Когда от Сениной уходили в танцевальные кружки, где обучали разным лихим танцам, она не удивлялась. В Приморске балет не был в почете, приезжавшие сюда на гастроли оперные театры на балетных спектаклях горели. Они шли при полупустом зале в отличие от опер, на которые билеты раскупались полностью.
Всеми силами старалась Вера Федоровна поддерживать в своих питомцах этот нежданно вспыхнувший огонек. Она рассказывала им истории балетных постановок, давала читать книги по искусству и спрашивала о прочитанном так, как учитель спрашивает заданный урок.
Зоя впитывала в себя все, как губка, Виктор иногда поленивался. Да и мудрено ли! Слишком много взвалил он себе на плечи.
«Не хватит у него сил. Что-то он оставит. Либо техникум, либо балет, — е тревогой думала Сенина и холодела при мысли, что придется расстаться с многообещающим учеником. — Может, выпустить скорее на сцену, чтобы вкусил радость общения со зрительным залом? — Но тотчас отвергала эту мысль: — Слишком рано».
И выдержала характер. Выпустила на сцену группу с классическим репертуаром, лишь убедившись, что ни ей, ни ее ученикам краснеть не придется.
Все же первый концерт радости не принес.
Когда вылетевшая на сцену в легкой пачке Зоя Агейчик сделала несколько прыжков, она вместо аплодисментов услышала: «Бесстыдница!» Это слово бросила и зло повторила старая женщина при одобрении почти всего зала.
Зоя долго плакала за кулисами и уверяла подруг, что больше никогда выступать не будет.
Как ни странно, но многие зрители видели живых балерин впервые в жизни. Завсегдатаи рабочего клуба привыкли к характерным и народным танцам, а «девки с задранными подолами» и парни в трикотажных, в обтяжку, «кальсонах» резали глаз и казались верхом неприличия.
— Дорогие мои девчонки, — увещевала Вера Федоровна пригорюнившихся балерин, — вам не реветь надо, а радоваться. Вы прокладываете путь классическому балету в рабочем клубе. А первопроходчикам всего труднее.
С большой тревогой ждали кружковцы второго концерта. Неужели снова их примут так же? Даже в том, что все билеты были раскуплены заранее, усматривали дурной признак — должно быть, скандальная слава успела разнестись по городу.
Девочки нервничали еще больше, чем перед первым выступлением, — они попросту боялись зрителей. И Сенина решила помочь им — перестроила программу. Начала ее с конца, с коллективного танца — выпустила на сцену сразу несколько балерин: на миру-де и смерть красна.
Стоя у занавеса, Вера Федоровна видела все промахи своих учениц, но не поправляла их, — и так нервы у девочек напряжены до предела.
Окончен танец, балерины, как цыплята во время дождя, ищущие укрытия, опрометью бросились за сцену.
Долгая мучительная пауза — и взрыв аплодисментов. Девочки стоят за сценой растроганные, счастливые, забыв о, том, что им нужно выйти к рампе и раскланяться.
Вера Федоровна почти силком выталкивает их на сцену.
— Доброе начало — половина дела, — улыбаясь и едва сдерживая слезы, говорит она стоящей рядом Зое, и объявляет ее номер.
