В сознании нации стал складываться образ малоподвижной, недужащей и ленной власти. Власти внушаемой и безвольной, потому как каприз и раздражение никогда не заменяли воли. Назови ее как угодно: политической, властной, управленческой.
В 1996 году мы возвели на престол «царя», а мы голосовали за него, который так и не понял, что власть никогда не бывает пустующим пространством. И не использованная тобой власть, но предписанная тебе высшим законом, и неважно, по какой причине не использованная, в силу твоего устойчивого недомогания и недомыслия будет непременно востребована людьми, к тебе приближенными. И употреблена ими на свой лад, и в пользу своей корысти.
И чем обширнее поле этой властной корысти, творимой за спиной твоего имени, тем глубже пропасть, в которую рушится Владыка.
Мы искренне хотим, чтобы президент передал бразды правления в срок, а не ранее того. Хотя бы одно дело в России пусть будет уважительно доведено до конца — судьба первого демократического президентства.
Пусть будет все по-человечески — достойно.
Ну а история рассудит.
Стране очень нужна властная образованность и мудрость.
Заслуга Ельцина в том, что он подарил России импульс демократического развития и был хотя и противоречивым, но гарантом этого развития, пока хватало сил.
Его беда в другом: он просмотрел момент, когда власть выскользнула из его рук и пошла по рукам, власть не заслуживающим.
Наверное, он скажет фразу, в таких случаях привычную. Ее положено говорить уходящим: «Вы еще вспомните меня. Вы еще пожалеете, что я ушел». Все может быть.
То, что долго не забудем, — спору нет. Дорога мало что не проложена и не мощена еще. Как же забыть!
А вот жалеть не хотелось бы. В таком случае мы зряшная нация и у нас нет доброй судьбы.
СОН
Крик был похож на стон, смесь страха, отчаяния и боли. Все разом вырвалось из груди и так же мгновенно стихло, оставляя слышным в тишине лишь отрывистое, свистящее дыхание.
Он проснулся. Жена первой услышала этот крик и вскочила с постели.
— Что случилось? — испуганно спросила она.
Какое-то время он лежал молча. Веки чуть вздрагивали, реагируя на свет. Губы еле заметно шевелились. Он ждал, когда пройдет внезапная испарина. Сон напугал его.
В приоткрытую дверь просунул голову начальник охраны. Жена жестом попросила его уйти.
— Мне приснился сон, — неожиданно сказал он.
— Господи, — пробормотала жена. — Я так испугалась. Думала, сердце.
Взмокшее мгновенно тело медленно остывало. Он почувствовал озноб.
— Мне холодно, — сказал он.
Жена открыла шкаф и вынула запасное одеяло.
— Положи его в ноги, — сказал он.
В спальне было тихо. Поскрипывал паркет за дверью. Шагов не было слышно. Жена догадалась: «Начальник охраны нервничает».
— Мне приснился сон, — повторил он отстраненно.
— Как приснился, так и забудется, — успокоила жена, угадывая в его словах тревогу.
— Скверный сон.
— А ты не думай об этом, — сказала жена.
— Не могу.
Она боялась спросить, о чем сон. Он заговорил сам.
— Будто я еду в машине. Ты же знаешь — всегда дают зеленый коридор, перекрывают движение.
— Знаю, — сказала жена.
— И вдруг все остановилось. Я спрашиваю: «В чем дело? Почему остановились?» А начальник охраны отвечает: «Хоронят кого-то». — «Так скажите им, чтоб пропустили. Они что, не видят, кто едет?» — «Говорят, нельзя. Вас хоронят». И при этом смотрит на меня, не опуская глаз.
«Что за бред ты несешь, — говорю я ему. — Я же вот он — живой!»
«Не знаю, — отвечает начальник охраны. — Вон вы в гробу лежите значит, умерли». Я опустил дверное стекло: действительно я в гробу лежу, а позади, насколько хватает глаз, машины стоят… и гул такой. Все сигналят, сигналят, требуют дорогу освободить. И все меня ругают, потому что знают, кого хоронят.
— Успокойся, это все нервы. Сестру недавно похоронили. Ты же понимаешь, вот и сон наподобие.
— Нет, — сказал он. — Про сестру ничего не говорили. Только про меня. И зло так, ругательно.
Жена услышала всхлипы, он заплакал.
— Скажи, за что они меня так не любят?
— Они тебя любят, любят, — бормотала жена и тихо поглаживала его вздрагивающую руку.
Телефонный звонок был непривычно громок. Жена вздрогнула. Несколько телефонных аппаратов стояло на низком плоском столе рядом с постелью мужа.
Звонок повторился трижды, и всякий раз она чувствовала, как еле заметно дрожит его рука.
— Я отвечу, — сказала жена.
Ей надо было обойти постель, чтобы поднять трубку.
— Не надо, я сам.
Она всегда удивлялась, как он безошибочно угадывал, какой именно аппарат звонит. Он поднял трубку и, не отрывая своей крупной головы от высокой подушки, приложил ее к уху:
— Я слушаю.
— Господин президент! — Жена узнала голос премьер-министра. — В столице переворот. Военный совет поручил мне сообщить, что вы низложены. Вам гарантируются… — Голос премьера сорвался на фальцет.
Пальцы разжались, и тяжелая, цвета слоновой кости телефонная трубка, потеряв опору, с грохотом обрушилась на пол. И там, на полу, слегка раскачиваясь с боку на бок, продолжала выкрикивать: «Господин президент, вы меня слышите, господин президент, Военный совет гарантирует, Военный совет…»
Она увидела, как мгновенно побелело и обескровилось его лицо.
— Врача! — закричала она истошно. — Врача!!!
Когда она очнулась, в спальне горел верхний свет, он был неярок, но все равно ей показалось, что свет давит на глаза. И противясь этому грузу, она зажмурилась и, лишь спустя мгновение, открыла их. Очертания предметов стали медленно обретать свои контуры. Несколько человек в белых халатах и еще четверо в военной форме.
— Что с ним? — Губы не слушались. Она сделала над собой усилие и повторила вопрос: — Что с ним?
Лечащий врач президента обернулся, по его лицу было трудно понять, услышал ли он ее слова или какой-то иной звук насторожил его. Он подошел к ней. Врач был слишком высок, она увидела, как он опустился на колено, взял ее руки в свои. Лицо врача исказила гримаса, глаза заморгали, и она почувствовала, как на ее руку стали падать слезы: одна, вторая… А потом они потекли по лицу разом, и он стал вытирать их тыльной стороной руки.
— Он умер, — прошептал врач. — Не мучаясь, мгновенно. Они опоздали.
Кто такие опоздавшие они, жена не поняла. Ей почудилось, что откуда-то свысока на нее опускается покрывало и она проваливается в сон.
Последнее, что она услышала, — отрывистый стук молотка, доносящийся снизу. И как ответ на этот
