мог сказать: «Послушай, Олег, я ни черта не понимаю в вашем телевидении. Объясни, в чем проблема? Кого ты не устраиваешь?» или «Слушай, не верь ты этим словоблудам — «Черномырдин настаивал на твоем снятии» — я и знать ничего не знал. Если я что хочу сказать, я скажу тебе в глаза. Ты же меня знаешь. На правительстве: «Попцов здесь?» и все, что положено, ты получишь. Кому нужна эта закулисность? — И тут же, без перехода: — Слушай, что они устроили с этой передачей?! Звонит мне Илюшин и выговаривает в своей ласковой манере: вот, де, о президенте фильма еще нет, а о премьере уже снят. Это про передачу с Худобиной. Я опешил. Какой фильм? У меня взяли интервью. Ну и что? Слушай, не давай ты его в эфир, Олег. Знаешь, где у меня эти недомолвки, подозрения? Вот, — премьер чиркнул большим пальцем по горлу, — занимались бы делами. Столько настоящего дела, на всех хватит. Чего здесь делить?»
Окружение президента постоянно подогревало ревность и подозрительность Ельцина. В конечном итоге эта президентская уязвимость становилась мощным оружием в руках ельцинского аппарата. История телевизионной передачи о премьере нельзя сказать, чтобы насторожила меня. Она поубавила моего идеализма по отношению к моим коллегам в телерадиокомпании. Информация о том, что готовилась программа о Черномырдине, была известна узкому кругу чиновников при премьере. Вряд ли они настроены были ее разглашать. Знало о передаче и руководство «Вестей», которое вынашивало саму идею передачи. Бесспорно, у Службы безопасности президента были свои осведомители в компании, большинство из них я знал пофамильно, но эта информация ушла за пределы ВГТРК именно из «Вестей». И была передана туда, где ей всегда рады.
Бедная Татьяна Худобина. Сразу после моей отставки Эдуард Сагалаев, новый председатель компании, буквально на третий день своей работы потребовал убрать ее из эфира. Коржаков и Сосковец не простили ей той передачи о премьере. В числе напутственных рекомендаций, которые были даны Сагалаеву «могучей кучкой», Татьяна Худобина значилась под № 4. Разумеется, этого могло бы не случиться, окажись коллектив «Вестей» единым. Увы, там, как и во всей России, бушевали свои страсти, раскручивались свои интриги. Но об этом — в одной из следующих глав.
ЧАС ВНЕЗАПНОГО ВОЗМЕЗДИЯ
Чисто хронологически многие президентские замыслы претерпевали мгновенные изменения не в силу критичности момента, неадекватности результатов предполагаемым прогнозам, а в силу настроения и даже каприза самого Ельцина. В преддверии выборов в Думу по своей натурной стихийности президент дал понять, что в случае неуспеха на выборах движения «Наш дом Россия» (в интерпретации президента блок должен был получить не меньше 18–20 % голосов), он не исключает смены правительства, а главное, кандидатуры премьера. Тогда на слуху были непомерно раздутые шансы Конгресса русских общин (КРО) с лидерами Александром Лебедевым и Юрием Скоковым. Поэтому и вопрос на пресс-конференции был задан напрямую: «Может ли новым премьером оказаться Скоков?» «Не исключено», — ответил президент и завершил пресс-конференцию. Грубоватая тактика президентской острастки всегда была присуща Ельцину. Это превратилось в некую философию власти, разработанную в ее недрах. Беспроигрышной картой в таких баталиях была вторая среда информации — слухи. Утечка информации использовалась президентским окружением, и прежде всего ведомством Коржакова, столь часто, что в конечном итоге сводила на нет истинную информацию. Осуществлялся следующий принцип — надо прощупать реакцию. Ополоумевшая от обретенной свободы пресса разносила нелепые домыслы со скоростью звука. Отсюда настойчивые обвинения в адрес СМИ, что они раскачивают лодку.
Вообще, легенда о СМИ, раскачивающих корабль, очень удобна. Она пускает обиженных в поисках истины по ложному следу. В период смуты (правда, этот период очертить довольно сложно, сюда справедливо отнести все годы, начиная с 88-го по сегодняшний день включительно. И тем не менее время с 90-го по 93-й год можно назвать периодом наивысшей неопределенности) дезинформация рождалась как бы сама собой. Ибо каждая из противоборствующих сторон, будь то исполнительная власть, президент или Государственная Дума, не отходящая от порога КПРФ, кликушествующая о втором непременном пришествии коммунистов, или… Все, абсолютно все в этих условиях очевидной нестабильности играют на повышение, на преувеличение своих сил, возможностей своего влияния на происходящие события. Это было формулой нападения и формулой защиты. Если ты не придумаешь себе союзников, где ты их возьмешь?
Затем поворотным моментом дезинформационной борьбы стала война компроматов. Ее истинными героями были Александр Руцкой, Дмитрий Якубовский, Алексей Ильюшенко (и.о. Генпрокурора того времени), аппарат Хасбулатова, а равно с ним и аппарат Ельцина. Этот момент можно назвать критическим в жизни общества. Дезинформация перестала быть пороком, фактом клеветы, дискредитацией ее носителей — газет, телевидения, радио. Дезинформация превратилась в легальный атрибут политической борьбы. В хаосе, охватившем информационную структуру, образовалась система этого хаоса. Если дезинформация не наказуема, если она легальна, значит, она законна. И всякие призывы к суду нелепы. Руцкой и его 12 чемоданов компромата, оказавшихся, по существу, фикцией, получили ответный дезинформационный выброс по имени «Якубовский». И тот, и другой, в случае привлечения их к суду, определили это как сведение счетов, как политическое преследование. Да и что суд? Количество дезинформации тысячекратно превышает количество судов. Ничего удивительного. Безмерное беззаконие всегда способно потопить в своих количествах сам закон. Дальше, как говорится, еще круче. Практически все аналитические службы, которые создал А.В.Коржаков (идеологом этого направления был человек за занавесом генерал Рогозин), работали в ключе создания мощного дезинформационного поля, системы дискредитации как политических противников, так и неудобных союзников. Генерал Рогозин фигура нестандартная. Неизмеримо более образованный, нежели его непосредственный начальник, проработавший достаточно долго за рубежом, профессионально изучавший проблемы психоанализа, оккультные науки, интересующийся эзотерическими теориями, гипнозом и астрологическими изысканиями. Человек, для которого создание и разгадывание интриг не только его профессия, но и, если угодно, хобби. В разговоре он производит впечатление невнимательного слушателя, полудремлющего наяву человека, которому информация, высказанная вами, и вообще ваши рассуждения неинтересны не в силу их разбросанности или его усталости, а потому что он все про все знает. Он уже все вычислил, снял, передвинул, вывел из игры или, наоборот, ввел в игру. А вы об этом даже не подозреваете. Один из сотрудников, долгое время бывший рядом с президентом, однажды, характеризуя Рогозина, сказал: «Страшный человек».
Любопытно, что сейчас всесильный ранее Рогозин работает в Фонде защиты гласности А.Н. Яковлева.
Есть два вида дезинформации, которыми, как правило, пользуется власть. Первый — чтобы проверить реакцию на предполагаемый указ, возможное назначение или, наоборот, отстранение от должности. А есть второй вид дезинформации — заставить человека нервничать, суетиться, создавать атмосферу, в которой он непременно совершит ошибку. Иногда дезинформация имеет смешанный характер, тогда она преследует как первую, так и вторую цель одновременно. Сила дезинформации в обязательном присутствии в ней каких-то элементов фактологической правды. Стопроцентный вымысел всегда обречен. Если не тотчас же, то позже, но обречен. В этом искусство дезинформатора — сохранить запах правды.
Рассмотрим хрестоматийную для политической интриги ситуацию. Президент объявил о своем решении согласиться на операцию на сердце. Общество не надо убеждать, что это решение мужественное. Это понятно любому нормальному человеку, осознающему степень риска. Все-таки не нога, не рука, не желудок, а сердце. А вот убедить общество в безопасности операции необходимо. Что может быть убедительным аргументом ее неопасности? Количество успешных операций! Когда их единицы — одна реакция, когда десятки и даже сотни совсем другая. Но еще более может убедить общество перечисление конкретных известных лиц, перенесших подобные операции и здравствующих, живущих полнокровной деятельной жизнью. И тогда в числе поименованных лиц появляется фамилия Черномырдина. Вот пример блестящей, я сказал бы, классической дезинформации. Она решает сразу три задачи. Теперь мы знаем, что у нас не только президент больной, но и премьер не очень здоровый. Во-вторых, один больной другому больному не конкурент. В-третьих, на будущих выборах всегда можно сказать: один больной президент у нас уже был, достаточно! Что же правда в этой информации? Ее больше, чем надо. Президент и его
