национального чувства. Как будто самодовольство было написано на лицах дородных китайцев, охотно вошедших в роль хозяев на палубе «Решительного». По–видимому, им было в высшей степени лестно принимать корабль с людьми белой, господствующей в мире расы, под покровительство Китая. Это было событием, небывалым до сих пор в истории Серединного государства.
На дне китайской баржи, пришвартованной к миноносцу лежало аккуратно размещенное рядами боевое снабжение «Решительного».
Никсон с грустью убедился, что жребий, увы, был уже брошен. Он понял, что никакое его вмешательство делу сейчас не поможет. Миноносец был совершенно разоружен.
В кают–компании Никсона приветствовали, расспрашивали его об особенностях жизни в городе Чифу. Захватывающе интересными для него были рассказы офицеров очевидцев событий последних дней в Порт–Артуре. Но опасение за судьбу лишенного артиллерии и мин «Решительного» камнем продолжало лежать на душе Никсона.
**
*
Вечером в этот день в консульстве был званный обед в честь лейтенанта Рощаковского. Присутствовал также агент железнодорожного пароходства Ф. Н. Лаврентьев и мистер «Никсон».
Все жадно слушали интересный и глубоко волнующий рассказ Рощаковского о последних днях, пережитых осажденным Порт–Артуром, когда снаряды японских орудий стали попадать в наши стоящие в гавани суда. Накануне выхода эскадры в море одним из этих снарядов был легко ранен начальник ее, адмирал Витгефт.
В конце обеда, когда подавали кофе, к Тидеману подошел его мажордом, старший китаец–бой. В консульстве он занимал очень важный и ответственный пост, т. к. через него Тидеман узнавал обычно, что творилось в городских китайских кругах. Он сообщал о циркулирующих среди местного населения слухах и предупреждал о возможности тех или других событий.
Сейчас этот китаец шепнул на ухо Тидеману по–видимому что–то очень важное. «Господа… минутку внимания, — обратился к присутствующим консул. — Сейчас мой Тен Ху сообщил мне, что по его сведениям два японских миноносца подошли к здешней гавани и сейчас входят на рейд».
Обед был прерван. Присутствующие вышли на берег, где у маленькой пристани стояла наготове принадлежащая агенту пароходства шлюпка с несколькими китайцами–гребцами, одетыми в матросскую форму. На шлюпку сели: консул, Рощаковский, Лаврентьев и Никсон.
Ночь была темная, безлунная. В море стоял мертвый штиль и гладкой, как зеркало, была водная поверхность.
Далеко среди тишины разносился дружный всплеск весел гребцов. Но, по–видимому, всё было пока спокойно на рейде. Никаких признаков японских судов не было.
Подошли к «Решительному». Команда на нем спала на верхней палубе. Внутри корабля, борта которого накалились в течение дня, было жарко и душно. Рощаковский вышел на свой миноносец, остальные прибывшие остались на шлюпке. Старший офицер, лейтенант В. В. Каневский встретил командира у трапа.
— Никаких судов, входящих на рейд, мы не видели, — доложил Каневский. — Пока всё было тихо и спокойно.
— Быть может, мой Тен Ху нас напрасно переполошил, — сказал Тидеман. — Кажется, мы можем пожелать господам офицерам спокойной ночи и возвращаться к себе домой.
Но беспокойство о судьбе «Решительного» не покидало Никсона. — Скажите, как у вас обстоит дело насчет пироксилиновых подрывных патронов? — обратился он к Рощаковскому. — Ведь не ровен час… Вдруг они могут вам понадобится?
— По этой части всё благополучно, — ответил командир миноносца. — Ни патронов, ни бикфордовых шнуров я китайцам не сдавал. Все они лежат наготове в носовом погребе.
Еще раньше, за обедом, на вопрос Никсона о сигнальных книгах «Решительного» и о секретных картах и документах, Рощаковский пояснил, что еще утром судовая комиссия спустилась в кочегарку и в ее присутствии всё секретное, что имелось на судне, было сожжено в топке.
— Ну, будемте отваливать, — сказал консул. — Позвольте вам пожелать всего лучшего, — обратился он к офицерам миноносца.
**
*
Не прошло и часу после отбытия консула, когда вахтенные на миноносце услышали всплеск весел. К трапу подошла небольшая шлюпка. Гребцами на ней были матросы японского военного флота. Людей этих было довольно много. В руках большинства из них виднелись винтовки.
На корме сидел морской офицер, японец в белом кителе, вооруженный саблей. Рядом с ним восседал дородный штатский японец, нарядно одетый в светло серый костюм.
«Некто в сером» — обратился к подошедшему к трапу Рощаковскому, сказав по–русски:
— Японьски офицер просит разрешения войти на паруба.
Рощаковский в ответ пояснил, что разрешения этого он дать никак не может, т. к. миноносец разоружен китайскими властями и находится сейчас в ведении этих властей.
— Японьски офицер просит… начал опять повторять ту же фразу господин в сером, впоследствии оказавшийся секретарем японского консульства в Чифу.
Тем временем к борту миноносца в носовой части подошла вторая шлюпка с вооруженными японцами. Они прямо полезли на палубу, уже не спрашивая разрешения.
(После этого офицер и переводчик также стали подыматься по трапу. Одновременно с тем из ночной темноты начал вырисовываться силуэт японского миноносца. Вооруженные винтовками люди, как только они попадали на палубу «Решительного», сейчас же занимали посты по видимо заранее составленному расписанию.
Появились часовые у сходных люков. Особенно много японцев скопилось в носовой части. Там они стали проникать и внутрь корабля. Безоружная команда миноносца понемногу как бы оттеснялась японцами к корме.
(Выйдя на шканцы, офицер отдал честь, вынул из кармана какую–то бумагу и, обратившись к Рощаковскому, начал громко читать на своем языке этот документ. Прочитав фразу, он останавливался и тогда переводчик «некто в сером» возглашал эту фразу по–русски. Чтение бумаги заняло некоторое время. Содержание ее было приблизительно такое:
«Я, начальник такого–то отряда миноносцев императорского Японского флота, заметил вчера ночью русский миноносец, направлявшийся в Чифу. Я его преследовал до тех пор, пока он не скрылся в порту. Сейчас я предлагаю командиру этого миноносца немедленно выйти в море и вступить со мною в бой. Если же у него неисправна машина, то я предлагаю взять его на буксир и вывести его в море».
Рощаковский ответил, что к глубокому его сожалению, он выйти в море и вступить в бой не может, ибо миноносец, которым он командует, уже нейтрализован и находится в ведении китайского начальства. Все боевые припасы и замки от орудий сданы этим властям.
Выслушав ответ Рощаковского, офицер–японец опять взял в руки ту же бумагу и снова послышались те же фразы:
«Я, начальник такого–то отряда миноносцев императорского японского флота»…
Тем временем Рощаковский увидал около себя молодца — минера Валовича, надежного и бравого человека, на которого он мог вполне положиться. «Валович! Спустись сейчас в носовой погреб и подожги фитили подрывных патронов», — шепнул он ему.
Валович исчез.
Рощаковскому надо было выиграть время, дабы дать Валовичу возможность устроить взрыв миноносца.
— Я вам покажу сейчас наши орудия, чтобы вы могли убедиться, что замки из них вынуты, — сказал он японцам и повел их офицера с переводчиком к кормовому 47–миллиметровому орудию.
Пока они туда шли, один из судовых офицеров заметил, что матрос–японец чем–то занят у кормового флагштока. Оказалось, что тот пристопорил к фалам японский военный флаг и собирается его поднять.
