сарая… — Мартин потер затылок. — Не смогу этого вынести.
— Однако тебя не пугает мысль о слуге-мужчине, умирающей жертве несчастного случая?
— Нет! — Он тихо выругался. — Ты не понимаешь. Я держу мало слуг, что снижает риск. Но жене требуется больше слуг — горничных, лакеев и няни для детей… — Он с ужасом посмотрел на нее. — Дети. Спаси меня, Боже! Можешь представить? Ты уже знаешь, как трудно уследить за ними.
— Если ты не мучаешь их своими предупреждениями о таинственном сарае и учишь их с самого начала быть осторожными, их можно контролировать так же, как всех остальных. Это могут делать и слуги. — Она вздернула подбородок. — И жена. Люди проявляют осторожность, если они понимают, зачем это нужно.
— Так же, как ты прошлым вечером.
— О, ради Бога. Да что могло с нами случиться! Ты затушил пламя, когда оно еще не разгорелось. Это я могла бы сделать и без тебя.
— Дело в том…
— Дело в том, — перебила она, — что ты ведешь себя так, как будто во всем мире не существуют опасности, но это не так. Огонь — постоянная угроза в самых лучших домах: там горят свечи и искры летят из камина. — Она отмечала каждый свой пример, загибая палец. — Люди падают с лестниц — так ты закроешь свои лестницы? Только по Божьей милости моя тетя не погибла в карете. Или то, что мы не налетели на деревья, когда кареты скользили по льду? Так ты выбросишь и кареты из своей жизни?
— Если это спасет жизнь людям, которых я люблю, то да!
И вдруг Элли поняла его страхи. В них не было ничего от разума. Это таилось в каком-то глубоко скрытом источнике.
— О, Мартин, мне так жаль.
Он недоверчиво взглянул на нее.
— Чего?
Элли подошла и приложила руку к его щеке.
— Всего. Того, что произошло с твоим братом, того, что это сделало с тобой.
Его глаза, суровые, серые как сталь, пристально смотрели на нее.
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать. — У него перехватило дыхание.
— Нет, понимаешь. — Элли провела рукой по пробивавшейся на его щеке щетине. Ей так хотелось успокоить его раненую душу. — Ты наказываешь себя за смерть Руперта. — Мартин закрыл глаза.
— Это никак не связано с наказанием, — проворчал он.
— Нет, связано. Ты мог бы рассказать всю историю и покончить с этими слухами. Вместо этого ты придумываешь какие-то нелепые причины, чтобы жить здесь в одиночестве. Отрезанный от всех, кто мог бы позаботиться о тебе. И это потому, что ты сам наложил на себя наказание за смерть Руперта.
— Нет, — прошептал он и попытался отойти в сторону.
Но Элли обвила руками его шею и не отпускала.
— Да, легче обречь себя на одиночество, чем признать жестокую правду, что в жизни есть опасности. Что не в твоей власти уберечь тех, кого любишь, оттого, что случается. Есть вещи, которые должны быть предоставлены судьбе. — Элли перешла нa шепот: — Твоя вина является для тебя оправданием, чтобы не сближаться ни с кем и таким образом избегать риска, что это случится опять.
— Ты не понимаешь. — Глаза Мартина; потемневшие от муки, гневно блеснули. — Я бы умер, если бы что-нибудь случилось с тобой, или нашими детьми, или…
— Я бы тоже. — Элли прижала палец к его губам. — Но выход не в том, чтобы отказаться от своей семьи, или друзей, или любви. Это только отравляет душу. Обрекая себя на эту одинокую жизнь, ты никого не спасаешь.
— Но, впуская тебя в мою жизнь, я рискую твоей безопасностью.
— Не больше, чем ты сам рискуешь собой каждый день. И пока мы будем вместе, я справлюсь с любой опасностью.
Что-то дрогнуло в его лице:
— А если не смогу я?
— Тогда это ты обрекаешь меня на одинокую жизнь.
— Я этому не верю. Бесспорно, все поймут, какое ты сокровище. Найдется мужчина, который сможет дать тебе все, чего я… — Ему не хватило дыхания.
Элли воспользовалась его ревностью.
— И этого ты хочешь.
В отчаянном стремлении заставить его понять, от чего он отказывается, Элли коснулась губами его горла.
— Чтобы я нашла другого мужчину?
Она чувствовала, как под ее губами пульсировала его кровь.
— Я хочу, чтобы ты была в безопасности и счастлива.
— В постели другого мужчины?
Мартин пробормотал какое-то ругательство.
— Позволяя ему делать все эти чудесные вещи, которые ты вчера проделывал со мной? — с сожалением продолжала она. — Позволяя ему целовать и ласкать меня…
— Нет, черт тебя побери, нет! — прорычал Мартин, закрывая ей рот рукой. — Ты знаешь, что не этого я хочу.
Когда Элли поцеловала его ладонь, Мартин схватил ее за подбородок и мучительно долго смотрел на нее. Затем прижался к ее губам.
Мартин целовал ее с яростной страстью, которую никогда не проявлял раньше. Теперь это был пылкий любовник, которого Элли видела в своих мечтах и который не мог жить без нее. Казалось, он никак не мог насытиться, лаская ее и позволяя себе такие вольности, которые опьяняли ее.
— Элли… — Тяжело дыша, он покрывал горячими поцелуями ее лицо. — Элли, почему ты так настойчиво хочешь лечь со мной в постель?
— Потому что это отдаст тебя мне, — честно призналась она. — И я буду бороться за то, чего хочу.
Мартин коротко рассмеялся. Затем взял ее на руки и понес к двери, находившейся в дальнем конце кабинета.
— Куда мы? — выдохнула она.
— Ты победила, любовь моя. — Мартин жадными глазами посмотрел на нее. — Ты хотела ночь страсти, и я несу тебя в комнату, в которой спал последнюю неделю. — В его голосе слышалась хрипотца. — Я несу тебя в свою постель.
Сердце Элли от радости чуть не выпрыгнуло из груди. Это было больше, чем она надеялась. Но очутившись в комнате, поняла, что и этого будет недостаточно. Даже в его временном жилище все говорило о нем — монограмма на бритвенном приборе, лежавшем на столе, черный жилет на спинке стула, запах селитры, впитавшийся в одежду от которого невозможно было избавиться…
Элли спрятала лицо на его груди. Ей не хотелось думать о завтрашнем дне.
Мартину, очевидно, этого тоже не хотелось, ибо он посадил ее на кровать и принялся срывать с себя одежду — так дикий зверь, рвущийся на свободу, сбрасывает путы цивилизации.
— Ты думаешь, будто справишься с опасностью? — Его глаза потемнели, когда Элли распустила волосы и расстегнула платье. — Ты думаешь, что сможешь жить с моими непредсказуемыми часами занятий, моим нежеланием общаться… моими опасными экспериментами?
Невысказанное обещание будущего, звучавшее в этих вопросах, заставляло сердце Элли радостно биться.
— Да. — Она выскользнула из платья. — Я не боюсь ни опасности, ни риска. — Под его пристальным взглядом она протянула за спину руку, чтобы расшнуровать корсет. — И я не боюсь тебя.
— Какая смелая малышка, — пробормотал Мартин. Оставшись в нижнем белье, он лег позади нее. Он слишком спешил, чтобы ждать, когда она кончит возиться со своим корсетом. Мартин распускал шнуровку корсета, поцелуями прокладывая дорожку от плеча до уха.
— Интересно, — продолжал он, — что останется от твоей храбрости, когда ты поймешь, что будет
