тарелку и наливает в стакан воды.
—Держи это в секрете, — сказал
— Берн, — предостерегающим тоном произнесла Кристабель, — не смей…
— Мы с ней так познакомились, — не обращая на нее внимания, объяснил матери Гэвин. — Леди Хавершем пару раз выстрелила в меня, когда я приехал получить долг с ее покойного мужа.
— Правда? — засмеялась миссис Берн. — Теперь я понимаю, что ты в ней нашел. Ты же всегда говорил: «Не можешь справиться с женщиной — уложи ее к себе в постель».
— Ради Бога, мама… — взмолился Берн.
— Я не вчера родилась и отлично знаю, что ты делаешь со своими женщинами. — Миссис Берн снова закашлялась. — То же самое, что я делала с твоим отцом, и не жалею об этом, потому что в результате получила тебя.
— И жизнь, полную страданий и боли, — глухо закончил Берн.
— В жизни всегда есть место страданию и боли. Если мне досталось их больше, чем другим, то и радости я получила больше. — Миссис Берн ласково потрепала Кристабель по руке. — Особенно сегодня.
Она опять сильно раскашлялась, и Гэвин поднялся со стула:
— Сейчас мы дадим тебе отдохнуть, мама. Наклонившись, он поцеловал мать в щеку и предложил руку Кристабель.
Когда та поднялась, миссис Берн строго поинтересовалась:
— В какую комнату ты поселил леди Хавершем?
— В розовую.
— По крайней мере ты не лишен чувства приличия. — Миссис Берн одобрительно улыбнулась.
Кристабель не смогла сдержать доброй усмешки. Для женщины, так хорошо осведомленной о любовницах сына, миссис Берн на удивление серьезно относится к соблюдению внешней благопристойности.
Хотя и Берн здесь, в своем имении, может быть совершенно другим человеком: солидным землевладельцем, респектабельным джентльменом. Правда, Кристабель было непросто представить себе такое.
Когда они уже выходили из комнаты, она вдруг вырвала у Берна руку, подбежала к кровати миссис Берн и порывисто поцеловала ее в изуродованную щеку.
— Спасибо, что рассказали мне о нем, — прошептала она.
— Спасибо, что вы стараетесь понять его, — со слезами на глазах ответила миссис Берн.
Когда Кристабель вернулась к Гэвину, он посмотрел на нее с любопытством и, как только они вышли из комнаты, сказал:
—Догадываюсь, что у вас с мамой была очень эмоциональная беседа. Наверное, она задала тебе кучу вопросов о том, что нас связывает?
— Я не собираюсь пересказывать тебе наш разговор.
— Надеюсь, ты не собираешься пересказывать его и никому другому вне этого дома, — резко добавил Гэвин.
— Разумеется, я никогда не предам ни твоего доверия, ни ее. Ты и сам это прекрасно знаешь.
— Если бы не знал, то никогда не привез бы тебя сюда. Хотя мне досадно, что мама не разрешает никому рассказывать о себе. Если бы она жила в Лондоне, за ней был бы лучший уход.
— А чем она больна?
— Слабые легкие. Доктора говорят, что это не связано с пожаром, но я в этом не уверен. Зимой и осенью у нее часто бывают плевриты и лихорадки. Несколько раз она была близка к смерти, поэтому мне часто приходится срочно отправляться в Бат. — Они остановились у комнаты Кристабель. — Я… э-э… знаешь… этой ночью… ты будешь… — неожиданно замялся Берн.
— Спать одна? — Кристабель улыбнулась. — Я уже догадалась.
— И вероятно, находишь это очень забавным, — пробурчал Берн.
— Что известный распутник Красавчик Берн помещает свою любовницу в отдельную спальню из уважения к своей матери? — Кристабель явно дразнила Берна. — Нет, конечно. Что же тут забавного?
Он прижал ее к двери. Его взгляд был полон нежности.
— Возможно, стоит напомнить тебе, каким образом я приобрел репутацию распутника.
Берн поцеловал Кристабель так проникновенно, что она вся задрожала. На этот раз причиной ее волнения была не страсть.
— Спасибо тебе, — тихо сказал Берн сбивчивым от волнения голосом.
— За что?
— За то, что обращалась с моей матерью как с человеком. Кристабель недоумевающе посмотрела на Гэвина:
— Она и есть человек.
— Я знаю. Но когда люди видят ее обезображенное лицо, они склонны считать, что за ним скрывается чудовище. Спасибо, что ты оказалась не такой.
— Пожалуйста, — еле слышно ответила Кристабель, потому что говорить ей мешал комок в горле. Берн опять наклонился, чтобы поцеловать ее, но она резко уклонилась: — Если ты сделаешь это еще раз, у меня может возникнуть желание наплевать на приличия.
— Тогда я лучше скажу тебе: «Спокойной ночи, любимая», — засмеялся Берн.
— Спокойной ночи… Гэвин.
Берн зашагал по коридору прочь, как вдруг остановился, осознав, что Кристабель назвала его по имени. Он обернулся и вопросительно взглянул на нее. Кристабель слегка пожала плечами:
— Значит, теперь две женщины будут называть тебя по имени. Почему бы нет?
— И в самом деле, почему бы нет? — ответил Гэвин и еще долго пристально смотрел на Кристабель, прежде чем повернуться и уйти в свою комнату.
— Сладких снов, мой милый принц, — прошептала Кристабель ему вслед.
Милый, любимый Князь Тьмы. Кристабель вошла в свою спальню и сразу же пожалела о том, что его нет с ней. Не такой уж он и грешник. Вопреки ее ожиданиям Гэвин оказался человеком, которому она могла бы довериться, которого могла бы полюбить.
«Если хотите порвать с Берном, просто скажите ему: „Я люблю тебя“, — и он порвет с вами сам».
Стараясь не заплакать, Кристабель медленно расстегнула платье, стащила с себя чулки и опустилась на кровать. Что же ей делать с Гэвином, со своей любовью к нему? Ведь она его, конечно, любит. Теперь Кристабель точно это знает. И начинает надеяться, что когда-нибудь, возможно, и он сумеет полюбить ее.
Только у них совсем нет времени. И письма лежат между ними и разделяют их, как высокая стена.
Теперь, когда ей известно, за что Гэвин так ненавидит принца, трудно надеяться, что он успокоится, пока не получит их, даже если для этого ему придется вступить в сговор с лордом Стокли.
Кристабель застонала, как от сильной боли. Гэвин может договориться со Стокли, а она даже не узнает об этом. Она не может быть рядом с ним каждую минуту, а между тем времени остается все меньше, и не только она способна на отчаянные действия.
Что ж, у нее есть два пути: можно со страхом гадать, что сделает Гэвин, когда поймет, какая взрывная информация скрыта в письмах, а можно рассказать ему все самой. В этом случае у нее есть шанс убедить Берна в том, какие тяжелые последствия ждут ее отца в случае их публикации, и надеяться на его совесть.
Неделю назад Кристабель ни за что бы не решилась на такой шаг. Но тогда она еще не знала, как много значит для Гэвина семья. Возможно, если Кристабель сумеет объяснить ему, что должна защитить своего отца так же, как он защищает свою мать, он поймет ее и не будет препятствовать. Или будет?
Стоит ли рисковать, когда ставкой в этой игре является жизнь отца Кристабель? Или все-таки не стоит? Без Берна Кристабель никогда не доберется до писем — с каждым днем это становится все яснее. А титул барона недостаточно веская причина для того, чтобы Берн оставался на ее стороне. Титул» не загладит
