медленно. Так мы кружим около получаса, после чего останавливаемся на берегу озера. Натан вытаскивает мое кресло, и я вновь устраиваюсь в нем. Я беспокоюсь все больше и больше. Вот ведь сволочной пес! Я опять зову его. Видно, нам не миновать прогулки.
Я не хочу, чтобы Натан катил мою коляску. Погода прекрасная, но не жарко. В будни здесь пустынно. Место кажется почти диким. Когда я в хорошей форме, мы с Рексом делаем полный круг. Я прячусь в кустах, и мы с ним играем, я бросаю ему палки. Иногда вырываю пучки травы, чтобы их понюхать. Я пугаю парочки влюбленных, которые забираются в заросли потрахаться.
– Ты по мне скучаешь? – спрашиваю я Натана.
– Ты же знаешь, что скучаю, – отвечает он.
Где-то кукует кукушка. Рой мошкары вьется над нами, поблескивая в золотистом свете. Мы гоняемся за псом, но пока не видели даже кончика его хвоста. А солнце стоит уже низко над горизонтом. В безоблачном небе появляются полицейские вертолеты, направляющиеся в сторону города. Как говорит Жозе, будем следить за соблюдением наших гражданских прав.
И какая разница, что Жозе, насколько я понимаю, трахается лучше, чем Паула?
А чего он, собственно, ждал?
Вообще чего ждет человек от жизни? Разве не за бродячей собакой мы все гоняемся? Я вздрагиваю, Натан говорит:
– Застегни куртку.
Я покорно застегиваюсь. По крайней мере, ноги у меня не мерзнут. Я опять кричу; «Рекс, Рекс!» Натан пытается подозвать собаку свистом. Кромка воды блестит, как нить накала. В воздухе ощущается что-то, что напугало бы маленькую девочку. Кролики разбегаются, услышав нас. Я начинаю хныкать:
– Натан, найди мне эту чертову собаку.
Вид у Натана подавленный. Он просто не знает, как со мной обращаться. В этом он не одинок. Похоже, я стала совсем странной. Хотя за моей спиной употребляют и другие словечки.
На какой-то миг мы застываем в растерянности, как идиоты, и умолкаем, уже ничего в этой жизни не понимая. А может, мы и раньше ничего в ней не понимали. Легкий туман окутывает берега озера. Кажется, будто он поднимается от земли.
Я принимаю решение: Натан должен пойти на разведку. Пусть осмотрит окрестности, лишь бы не торчал рядом со мной, теперь его присутствие меня стесняет. Я прикрываю глаза, глядя на заходящее солнце, а когда открываю вновь, Натана уже нет.
Я слышу, как он вдалеке зовет Рекса. Семейство уток скользит по воде, оставляя за собой след, и зеркальная гладь становится жидкой, на ней возникают крохотные волны. Небо розовеет. Я думаю о Фрэнке, он сейчас, вероятно, заканчивает читать лекцию; сама я медленно двигаюсь куда-то в своей коляске. Снег поскрипывает под шинами.
Мне звонит Рита, чтобы сообщить, что демонстранты сейчас крушат все под ее окнами» так что она, возможно, опоздает на наш ежевечерний сеанс массажа. Я делюсь с ней своей бедой. Она говорит, что во всем виноват Натан, что я несу бред, это он нагоняет на меня хандру. Я выхожу из себя. Ну, кто же, наконец, поймет, что я должна,
Я забиваюсь в кусты, чтобы всплакнуть. Думаю о Крис, которая не желает больше видеть Натана, изгоняет его из своей жизни. И она права. Рита уверена, что Натан приносит несчастье. Она мне сказала, что лесбиянки чувствуют такие вещи. Я сморкаюсь. Оглядываюсь. При виде этого зимнего пейзажа, словно присыпанного ячменным сахаром, при виде этого мягкого успокаивающего света, этих тихих, мирных берегов, где у воды суетятся воробьи, я вновь начинаю горько плакать. Дело плохо. Давясь рыданиями, я опять зову Рекса. Тяну его имя, будто рот у меня набит тестом. Это ужасно. Между двумя всхлипами я вою: «У-у-у! Ты-ы-ы!» – словно меня душат.
Я сейчас брошусь в воду, вот что я сейчас сделаю. Я перестаю плакать. Мне холодно. Возвращается Натан. Садится на скамейку и смотрит вдаль, втянув голову в плечи и засунув руки в карманы. Угадайте, кого он мне сейчас напоминает? Кстати, тот тоже спился.
– Может быть, мы его и не найдем, – говорит мне Натан. – Может, нам не удастся его найти. Надо смотреть правде в глаза.
– Без него я домой не вернусь. Так и знай. Мы избегаем смотреть друг на друга. Молча размышляем.
– Послушай, – говорит он. – Я хотел бы знать, почему это так важно.
Ну вот. Сейчас будем думать, что для нас важно. Но вот мы двигаемся дальше.
Я позволяю Натану уйти вперед. И смотрю, как он постепенно удаляется от меня. Я двигаюсь рядом с его следами. Мне кажется, что я в жизни встречала только людей, никогда не имевших того, чего им хотелось, людей, которые уже истратили свои силы или расходуют их попусту сейчас. Но ведь таких большинство, разве нет? Наверно, быть уткой проще, чем человеком. Утиное семейство разворачивается и плывет в другую сторону. А знает ли вожак, куда плыть? И знает ли он, что ведет за собой всю стаю?
Тропинка уходит немного вверх. Я очень устала. Становится тяжело дышать. А ведь мне только тридцать три. Вот еще одно обстоятельство, которое повергает меня в тоску по множеству причин. Я останавливаюсь. Мне надо перевести дух.
Озеро слепит глаза. Я даже не вижу другого берега. Слышу, как плещет вода. Настал час, когда начинают каркать вороны. Не хватает только кваканья лягушек. Для кузнечиков еще рановато.
Ну так что, сделаю я это или нет? Сама пока не знаю. В глубине души я довольна тем, что у меня есть такая возможность. Как гора с плеч! Рекс может бежать хоть в Антарктиду, потому что я вольна выйти из игры в любую минуту. Я могу резко затормозить и прервать движение. Во всяком случае, в том, что касается лично меня.
Я уверена, что вода в озере ледяная. Это единственное, что меня удерживает. Я была гораздо смелей в детстве. Мы с отцом купались в речках, в горных потоках до того, как все испортилось.
Наконец я все же решаюсь. Беру разгон и несусь прямиком к воде. Проскакиваю между двух кустов, наклоняю голову, сдерживаю дыхание, скользя по довольно пологому склону (я бы предпочла более крутой); потом, немного раскачавшись в кресле, отталкиваюсь и лечу в воду. Меня вытолкнуло из кресла, как при катапультировании.
Будто током ударило. Вынырнув на поверхность, я испускаю крик боли. Вода вокруг меня совсем черная. А ведь всего секунду назад она казалась золотистой. Барахтаясь, я переворачиваюсь на спину. Ноги тянет ко дну. Они торопятся поскорее покончить со всем этим.
И вот я опять плачу. Лепечу какие-то непонятные слова, лежа на спине. Удаляюсь от берега, загребая обеими еще достаточно сильными руками, ведь теперь уже никто на свете не может мне помочь, и от этого у меня разрывается сердце. Я вижу, как мои ноги поднимаются обратно на поверхность и плывут следом за мной, как водоросли. Я замечаю, что на ногах у меня одни носки.
Сколько же я продержусь? Сколько времени у меня уйдет на то, чтобы исчезнуть? Когда я больше не смогу барахтаться? Когда иссякнут силы? Они
Тут я вижу Натана, он выскакивает из зарослей на небольшом холме, возвышающемся над озером. Кусты вокруг него поблескивают инеем.
Когда он меня замечает, я кричу ему:
– Уходи! Оставь меня в покое! Убирайся!
Но он бросается расшнуровывать ботинки. Я прихожу в отчаяние. Не желаю верить своим глазам.
Я ору:
– Прекрати валять дурака! С меня довольно!
Я опять начинаю рыдать. Могу истечь слезами, но это ничего не изменит. Я проклята, проклята!
Натан уже расстегивает брюки, стаскивает куртку. Я чувствую, как мое лицо застывает, искаженное жуткой гримасой. Я что-то пищу.
И в ту минуту, когда он собирается прыгнуть, я бормочу:
– Не надо… умоляю тебя, Натан, не надо…
