если возможно, завтра! Да, завтра, если возможно! Соглашайтесь на это немедленно.
Кто-то, мне кажется Кард ель, заметил, что югославо-албанская федерация уже создается. Но Сталин подчеркнул:
– Нет, сначала федерация между Болгарией и Югославией, а потом обеих с Албанией, – и добавил: – Мы думаем, что должна быть создана федерация между Румынией и Венгрией, а также Польшей и Чехословакией.
Дискуссия на какое-то время улеглась.
Сталин больше не развивал вопрос о федерации. Позднее в форме указания он повторил, что федерация между Югославией, Болгарией и Албанией должна быть создана немедленно. Но из сформулированной им позиции и неопределенных в то время намеков советских дипломатов представлялось, что советские руководители также флиртовали с мыслью о реорганизации Советского Союза путем присоединения к нему «народных демократий» – Украины с Венгрией и Румынией и Белоруссии с Польшей и Чехословакией, тогда как Балканские государства должны были объединиться с Россией! Какими бы неопределенными и гипотетическими ни были эти планы, ясно одно: Сталин искал решения и формы для восточноевропейских стран, которые обеспечили бы и укрепили господство и гегемонию Москвы на длительное время.
Как раз в тот момент, когда казалось, что вопрос о таможенном союзе, то есть о болгарско-румынском соглашении, урегулирован, старик Коларов, как будто вспомнив что-то важное, начал объяснять:
– Не могу понять, где товарищ Димитров совершил ошибку, ведь мы предварительно послали проект договора с Румынией Советскому правительству, и Советское правительство не сделало никаких замечаний относительно таможенного союза, за исключением касающихся определения агрессора.
Сталин повернулся к Молотову:
– Они присылали нам проект договора? Молотов, не смутившись, но и не без язвительности:
– Ну да.
Сталин, с сердитым смирением:
– Мы тоже совершаем глупости.
Димитров ухватился за этот новый факт:
– Именно это было причиной моего заявления. Проект был послан в Москву. Я не предполагал, что вы имеете что-либо против него.
Но Сталин оставался тверд:
– Чепуха. Вы рванули головой вперед, как комсомолец. Вам захотелось изумить мир, как будто вы все еще секретарь Коминтерна. Вы и югославы никому не даете знать, что делаете, и нам приходится узнавать все на улице. Вы ставите нас перед свершившимся фактом!
Костов, который в то время отвечал в Болгарии за экономические вопросы, тоже пожелал что-то сказать:
– Трудно быть маленькой и неразвитой страной… Я бы хотел поднять некоторые экономические вопросы.
Но Сталин оборвал его и адресовал к компетентным министрам, указав, что это была встреча для обсуждения разногласий между тремя правительствами и партиями во внешней политике.
Наконец слово взял Кардель. Он был красным и, что было у него признаком волнения, втягивал голову в плечи и делал паузы в предложениях там, где они не были нужны. Он указал, что договор между Югославией и Болгарией, подписанный в Бледе, был предварительно представлен Советскому правительству, но Советское правительство не сделало никаких замечаний, кроме относящихся к сроку действия договора, – вместо «бессрочного» оно предложило «на двадцать лет». Сталин молча и не без укора взглядывал на Молотова, который опустил голову и сжал губы, фактически подтверждая заявление Карделя.
– За исключением этого замечания, которое мы приняли, – продолжал Кардель, – разногласий не было…
Сталин перебил его не менее сердито, хотя и менее оскорбительно, чем Димитрова:
– Чепуха! Разногласия были, и притом серьезные! Что вы скажете об Албании? Вы совсем не консультировались с нами относительно ввода вашей армии в Албанию.
Кардель подчеркнул, что на это было согласие албанского правительства. Сталин закричал:
– Это может привести к серьезным международным последствиям. Албания – независимое государство! Как вы думаете? Юрисдикция или не юрисдикция, фактом остается то, что вы не проконсультировались с нами относительно отправки двух дивизий в Албанию.
Кардель объяснил, что все это пока не окончательно, и добавил, что не помнит ни одной внешнеполитической проблемы, по которой югославское правительство не консультировалось бы с советским.
– Это не так! – закричал Сталин. – Вы совсем не консультируетесь. Это у вас не ошибка, это ваша политика – да, ваша политика!
Кардель, которого так оборвали, замолчал и уже не отстаивал свою точку зрения.
Молотов взял лист бумаги и зачитал выдержку из югославско-болгарского договора о том, что Болгария и Югославия будут «работать в духе Организации Объединенных Наций и поддерживать все действия, направленные на сохранение мира и против всех очагов агрессии».
– Что это значит? – спросил Молотов.
Димитров объяснил, что эти слова означают солидарность с Организацией Объединенных Наций в борьбе против очагов агрессии.
Вмешался Сталин:
– Нет, это превентивная война – банальный трюк комсомола; дешевая фраза, которая только льет воду на вражескую мельницу.
Молотов вернулся к болгаро-румынскому таможенному союзу, подчеркнув, что это – начало слияния двух государств.
Сталин вмешался с замечанием о том, что таможенные союзы вообще нереалистичны. Поскольку дискуссия опять несколько стихла, Кардель заметил, что некоторые таможенные союзы показали себя на практике не такими уж и плохими.
– Например? – спросил Сталин.
– Ну, например, Бенилюкс, – осторожно сказал Кардель. – Здесь объединились Бельгия, Голландия и Люксембург.
Сталин:
– Нет, не Голландия. Только Бельгия и Люксембург. Это – ничто, незначительно.
Кардель:
– Нет, Голландия тоже входит. Сталин упрямо:
– Голландия, нет.
Сталин посмотрел на Молотова, на Зорина, на остальных. У меня было желание объяснить ему, что слог «ни» в названии Бенилюкс происходит от Нидерландов, то есть от первоначального обозначения Голландии, но, поскольку все молчали, я тоже промолчал, и поэтому так и осталось, что Голландия не входит в Бенилюкс.
Сталин вернулся к координации экономических планов между Румынией и Болгарией:
– Это бессмысленно, потому что вместо сотрудничества скоро возникнет ссора. Объединение Болгарии и Югославии – это другое дело – здесь много сходств, давних чаяний.
Кардель указал, что в Бледе было также решено постепенно работать в направлении создания федерации между Болгарией и Югославией, но Сталин вмешался и уточнил:
– Нет, немедленно – к завтрашнему дню! Сначала следует объединиться Болгарии и Югославии, а позднее к ним присоединится Албания.
Сталин затем обратился к восстанию в Греции:
– Восстание в Греции должно быть свернуто. Вы верите, – обратился он к Карделю, – в успех восстания в Греции?
Кардель ответил:
– Если не усилится иностранная интервенция и не будет допущено серьезных политических и военных
