тоталитарным, нетерпимым и замкнутым. Если бы он имел (или был способен иметь) и другие действительные цели, ему пришлось бы разрешить и иным силам самостоятельно развиваться и выступать против него.
3
Не столь уж важно, в какое определение уложится современный коммунизм. Однако эта проблема встает перед каждым, кто берется за его объяснение, даже если его к тому не принуждают конкретные условия, в которых коммунисты величают свою систему «социализмом», «бесклассовым обществом», «воплощением вековой мечты человечества», а противная сторона видит в нем лишь бессмысленное насилие, «случайный» успех группы террористов и проклятие рода человеческого.
Науке, желающей упростить описание, приходится пользоваться устоявшимися категориями.
Существует ли в социологии категория, к которой, пусть и с некоторой натяжкой, можно отнести современный коммунизм?
Как и многие авторы, хотя и с иных позиций, я тоже в последние годы относил коммунизм к государственному капитализму, точнее говоря, к тотальному государственному капитализму.
Этот взгляд главенствовал в среде руководителей югославских коммунистов во время их конфликта с правительством СССР. Но не зря говорят, что коммунисты, держа курс по ветру практических выгод, «как перчатки» меняют свои «научные» выводы. Вот и югославские партийные вожди (правда, стыдливо и тайком) изменили после «замирения» с советским правительством свою позицию и снова провозгласили СССР социалистическим государством, а советский империалистический наскок на независимость Югославии — «трагическим» и «непонятным» происшествием, вызванным «произволом отдельных лиц», как выразился Тито.
Современный коммунизм на самом деле более всего походит на тотальный государственный капитализм. Об этом говорят его происхождение и задачи, которые ему предстояло решать: необходим был промышленный переворот, схожий с тем, что совершил капитализм, но, в отличие от последнего, с помощью государственной машины.
Впрочем, и против такой дефиниции можно привести ничуть не меньше (если не больше) доводов.
Будь государство в коммунизме собственником от имени общества, нации, то и формы политической власти над ним могли бы и обязаны были меняться, — уже хотя бы вследствие разнообразия устремлений в этом обществе и у этой нации. По природе своей государство — это орган, связующий и гармонизирующий общество, а не только сила, над ним зависшая. Владение собственностью от имени общества, таким образом, и должно было бы отражать эти его функции или, другими словами, те силы и тенденции, которые оно призвано уравновешивать и которые проявлялись бы в разнообразнейших формах политического господства над ним, государством. И собственником, и само себе владыкой оно не могло бы быть. Здесь же наоборот: государство — инструмент, оно во власти интересов только одной и всегда той же самой политической группы, то бишь, одного и того же исключительного собственника или же одной и той же тенденции в экономике и остальных сферах общественной жизни.
Госсобственность на Западе скорее можно было бы счесть государственным капитализмом, нежели собственность в коммунистических странах.
Утверждение, что современный коммунизм есть государственный капитализм, рождено «угрызениями совести» тех, кто, разочаровавшись в коммунистической системе, не нашел ей объяснения и сравнивает ее болячки с капиталистическими. А так как в коммунизме действительно отсутствует частное владение и собственность формально принадлежит государству, нет, на первый взгляд, ничего логичнее, нежели вину за все грехи свалить на государство. Отсюда и государственный капитализм. Этой формулировкой пользуются подчас и те, кто видит «меньшее зло» в частнособственническом капитализме, с удовольствием подчеркивая, что коммунизм, мол, тот же капитализм, только еще хуже.
Утверждать же, что современный коммунизм является переходом к чему-то иному, — значит заходить в тупик и делать невозможными любые разумные поиски решения. А что же из сущего не являет собой одновременно и перехода к чему-то иному?
У современного коммунизма, даже если согласиться с тем, что он вобрал в себя многие черты некоего всеобъемлющего государственного капитализма, есть ничуть не меньше своих собственных особенностей, а посему будет, видимо, точнее считать его некой особой и новой общественной системой.
Сущность современного коммунизма нельзя перепутать ни с какой другой. Впитав в себя немало элементов феодализма, капитализма и даже рабовладельчества, он вместе с тем остается самобытным и самостоятельным.
Национальный коммунизм
1
Единый по своей сути коммунизм в разных странах реализуется по-разному: нестандартными темпами и путями. Поэтому отдельные коммунистические системы можно рассматривать как несколько форм одного и того же явления.
Различия между коммунистическими странами, которые Сталин тщетно пытался устранить силой, — это прежде всего следствие самобытности их исторического прошлого.
Даже самый поверхностный наблюдатель отметит, что, например, современный советский бюрократизм есть в некоем роде продолжение царизма, его порядков, при которых, как еще Энгельс констатировал, чиновники составляли «особое сословие». Нечто подобное можно сказать и о способе осуществления властных функций в Югославии.
Встав «у руля», коммунисты в разных странах столкнулись с разным культурно-техническим уровнем, неодинаковыми общественными отношениями, с особенностями национального характера, чего новая власть не могла не принимать во внимание. Эти различия продолжают углубляться — всюду по-своему. Но так как более-менее сходны общие причины, приведшие их к власти, да и бороться им приходится со сходными внутренними и внешними противниками, то коммунисты большей частью вынуждены не только вести совместную борьбу, но и исповедовать сходную идеологию.
Подобно всему в коммунизме, и коммунистический интернационализм, отражавший некогда однотипность ситуации, в которой находились революционеры, а также задач, поставленных перед ними обществом, с течением времени переродился. Теперь это — «общий котел» интересов международной коммунистической бюрократии, а одновременно — питательная среда для грызни и раздоров внутри этой «общности» на государственно-национальной основе. От прежнего пролетарского интернационализма сохранились лишь призывы да священные догмы; ныне он — окоп, где засели и вольготно себя чувствуют «голые» внутренние и внешнеполитические интересы, намерения и планы различных коммунистических олигархий.
Природа власти, собственности, схожесть роли в международной жизни, как и единая идеология, неизбежно заставляют коммунистические страны обращаться к практике и опыту друг друга.
Несмотря на это, было бы в высшей степени ошибочным не видеть и недооценивать значение обязательных различий в темпах и путях становления коммунистических государств. Вариабельность путей, форм, темпов, в которых предстоит самовыразиться любому «отдельному» коммунизму при едином для всех внутреннем содержании, столь же неизбежна, как и сама суть коммунизма. Ни одна коммунистическая
