Его плеснули весь в единый миг, И то, что видел я в последний раз, Горит в глазницах пепельных моих. Теперь, когда иду среди людей, Подняв лицо, открытое лучу, То во вселенной выжженной моей Утраченное солнце я ищу. По-своему печален я и рад, И с теми, чьи пресыщены глаза, Моя улыбка часто невпопад, Некстати непонятная слеза. Я трогаю руками этот мир — Холодной гранью, линией живой Так нестерпимо памятен и мил, Он весь как будто вновь изваян мной. Растёт, теснится, и вокруг меня Иные ритмы, ясные уму, И словно эту бесконечность дня Я отдал вам, себе оставив тьму. И знать хочу у праведной черты, Где равновесье держит бытиё, Что я средь вас — лишь памятник беды, А не предвестник сумрачный её.
1965
' Налет каменеющей пыли '
Налет каменеющей пыли — Осадок пройденного дня — Дождинки стремительно смыли С дороги моей и с меня. И в гуле наклонного ливня, Сомкнувшего землю и высь, Сверкнула извилина длинно, Как будто гигантская мысль. Та мысль, чья смертельная сила Уже не владеет собой, И все, что она осветила, Дано ей на выбор слепой.
1965
' Лежала, перееханная скатом '
Лежала, перееханная скатом, Дышала телом, вдавленным и смятым. И видела сквозь пленку стылых слез, Как мимо, смертоносно громыхая, Огромное, глазастое — неслось. И напряглась мучительно-живая, О милости последней не прося, Но, в ноздри ей ударив сгустком дыма, Торжественно, замедленно и мимо Прошла колонна вся. Машины уносили гул и свет, Выравнивая скорость в отдаленье, А мертвые глаза собачьи вслед Глядели в человечьем напряженье, Как будто все, что здесь произошло, Вбирали, горестно осмыслить силясь, И непонятны были им ни зло, Ни поздняя торжественная милость.