явить себя. Это Бог, которому люди могут передавать свои просьбы, мольбы, с верой в то, что он их услышит. К подобному божеству пророк привязал разбросанную нацию, веками не имевшую ни храма, ни столицы, презираемую и ненавидимую другими народами. И он привязал ее так прочно, что люди согласились пожертвовать своими богами, да нередко и собственной жизнью, потому что они с неимоверной силой уверовали, что действительно призваны Богом к подвижничеству, что они — его свидетели и ответственны лишь перед ним.[55]
Мухаммед вовсе не полагался на «чудеса», подобно многим лжепророкам. Он провозгласил единственным чудом Коран, который, как он искренне верил, не был чем- то исходящим от него самого. Ведь когда суры приходили ему на ум, он настолько глубоко был занят рассуждениями на какую-то определенную тему, что ему не оставалось ничего другого, как верить, что суры нисходили к нему сверху.
Немало других мыслителей, ни на миг не допуская, чтобы они стали субъектами сверхъестественной коммуникации, иногда удивительным образом неспособны объяснить генезис своего творчества или даже определить, что происходит в их собственном сознании. Они проходят через моральные страдания, через родовые муки творчества, и когда произведение рождается, они видят в нем нечто совершенно отдельное от них самих. Оно такое же свежее и волнующее для них, как и для других. Подобным актом трансцендентного творчества было и то, что происходило с Мухаммедом. Казалось, он пребывал в неведении относительно реакции своего сознания на юношеское стремление к реформам. Когда же мысль о том, что он вступил в коммуникацию с высшими силами, утвердилась в его мозгу, он оказался до конца своих дней не в состоянии избавиться от приятной и лестной галлюцинации.
Правдивый человек говорил с Айшой в «ночь Кадара», которая «лучше, чем тысяча месяцев», и признавался в том, что надеется на спасение благодаря милости Аллаха.[56]
«О пророк, правда ли, что ни один не войдет в рай, не имея на то милости Аллаха?» — спросила у него она.
«Нет, никто. Никто не войдет в рай, кроме как по милости Аллаха».
«А ты, о пророк? Ты войдешь в рай только по воле Аллаха?»
Пророк положил свою ладонь на голову и трижды торжественно произнес: «Я не войду туда, пока Аллах не удостоит меня этой милости!»
В другой раз он сказал: «Я всего лишь человек. Когда я отдаю вам распоряжения, касающиеся религии, примите это; и когда я отдаю вам распоряжения об устройстве этой жизни, то я всего лишь человек».
В Медине все опечалились, когда донеслась весть, что пророка больше нет. «Как мы позволили ему умереть — тому, кто сказал нам, как себя вести, и предупредил о будущем суде?» «Нет, нет, он не умер, — плакал силач Омар. — Он, как Муса [Моисей] только ушел побеседовать с Аллахом. Мы еще увидим его здесь, среди нас». Абу-Бекр поспешил в дом, где скорбели по пророку, положил ладонь на холодный лоб, потом — на умолкшее сердце, после чего вышел к толпе и с чисто восточным пылом произнес: «О мусульмане! Если вы любите Мухаммеда, знайте, что он умер. Если вы любите Аллаха, знайте, что он живет и не умрет никогда! Помните ли вы стих из Корана, который пророк дал вам в былое время? 'И Мухаммед — только посланник, до которого были посланники. Разве ж если он умрет или будет убит, вы обратитесь вспять? Или забыли вы эти слова?» (Сура 3)
Слова старца успокоили собравшихся и указали Омару, что он вел себя неправильно.
До того, как будет погребено тело, нужно было решить, кто должен стать преемником (халифом), к кому перейдет власть, которую смерть отняла у пророка. Претендентов было несколько, но все посчитали, что на Абу-Бекра выбор пророка пал достаточно недвусмысленно, и после небольшой дискуссии полномочия перешли к нему. Омар громко сказал: «Вытяни вперед свою руку!» и, крепко сжав ее, зычным голосом провозгласил, что признает его власть над собой, и поклялся ему в своей преданности.
На следующий день с утра Абу-Бекр как обычно появился в мечети, и Омар сказал народу: «Посланник Аллаха отнят от нас, но Коран остается; Аллах его пророку как руководство. Он продолжит вести нас правым путем! Сегодня Аллах поставил над нами лучшего среди нас. Это друг пророка, он был с ним в пещере. Подойдите же, возьмите Абу-Бекра за руку и поклянитесь ему в послушании и верности».
Вся масса людей поспешила прикоснуться к руке почтенного лидера, после чего Абу-Бекр заговорил: «На ваших глазах я приступаю к обязанностям управителя. Я не лучший среди вас; я нуждаюсь в вашем совете и вашей помощи; если я буду все делать правильно, — поддерживайте меня. Если я ошибусь, — подскажите мне. Говорить человеку, облаченному властью, всю правду — знак верности и преданности. Скрывать ее — измена. В моих глазах, сильные и слабые равны, и к тем, и к другим я хотел бы относиться справедливо. Как я подчиняюсь Аллаху и его пророку, так и вы подчиняйтесь мне; если я отступлюсь от законов Аллаха и пророка, я лишаюсь права на ваше послушание».
Преемник или халиф, как его назвали, благополучно завершил обряд посвящения, и теперь следующей заботой стали похороны пророка. Они заняли часть вторника и среды, после чего тело, которому были отданы последние почести, любовно поместили в гробницу, сделанную в доме Айши, любимой жены. Впоследствии она продолжала жить в остальной части дома, разделенного на два покоя — для живых, и для мертвых. В последнем и ее отец Абу-Бекр был похоронен после смерти.
Первое дело, которое совершил халиф на своем посту, оказалось пророческим, так как оно определило будущее ислама. Халиф послал Осаму в поход во имя мести и захвата, и тот вернулся через 20 дней с триумфом, огнем и мечом отомстив за гибель своего отца при Муте. Он выжег деревни и поля, умертвив всех, кто осмелился оказать сопротивление, и, взяв в плен всех, кто остался дома, и оставив после себя пепелища и потоки крови. Абу-Бекр вместе с согражданами встретил его на подступах к городу громкими возгласами одобрения, после чего все вместе направились к мечети под развевающимся белым знаменем пророка, где принесли горячую благодарность за свою кровавую победу.
XXIV
Можно ли обойтись без ислама?
Новый правитель, преемник Пророка Аллаха, как его скромно величали, был человек примерно одного возраста с Мухаммедом. Основным доводом в пользу избрания его на должность было то, что он скрывался с основателем ислама в пещере, по причине чего за ним закрепилось прозвище «Второй из Двоих», которым он необычайно гордился. Мухаммед называл его «Аль-Седдик», по причине его правдивости, и этот титул также закрепился за ним на всю жизнь. Все окружающие и сам пророк неизменно относились к Абу-Бекру с огромным доверием.
Телосложение Абу-Бекра было худощавое, и он сутулился. Лицо у него было тонкое, и выражение его выдавало человека решительного и мудрого, но при этом оно оставалось кротким, как и его истинный нрав, хотя вследствие твердости своей веры он стал одним из самых стойких и непоколебимых учеников пророка. Овал лица был чистый, черты красивые, волосы и редкая бородка уже успели побелеть в силу естественных причин, хотя согласно восточному обычаю он их красил в красный цвет.
Хотя имелись все причины признать, что Абу-Бекра назначил своим преемником Мухаммед, не меньше оснований утверждать, что Али тоже вполне мог бы занять этот пост. Он не просто был зятем пророка, но следовало помнить, согласно устоявшемуся преданию, был первым, кто бросился поддержать миссию пророка, как только тот объявил о ней. Именно в тот критический момент он получил титул «халифа» вместе с обещанием, что его распоряжениям будут всегда подчиняться.[57]
Был и еще один достойный кандидат — доблестный Омар, перешедший в ислам в самом начале деятельности пророка, что произвело впечатление чуда. С того самого момента он оставался правой рукой основателя ислама, а большинство военных побед было обеспечено благодаря воинским талантам последнего. С незабываемым великодушием он отказался от своих притязаний в пользу Абу-Бекра.
Усман мог с таким же успехом претендовать на признание: он был женат на двух дочерях пророка, и ему доводилось слышать от него такие слова, которые тот не склонен был рассыпать направо и налево: «Все на свете имеет свою пару, и у каждого человека есть друг. Моим спутником в раю будет Усман». Пророк