еда, ладно ли трапезная срублена?
– Все хорошо, – кратко ответил Зверев, и над столом снова повисла тишина. Он доел запеченного судака, запил чуть сладковатым сытом, промокнул губы приготовленной возле блюда салфеткой.
– Ступайте все отсель! – опустив нож, неожиданно приказала Полина. – Оставьте меня с князем.
Тетки, переглянувшись, поднялись, поспешно обогнули стол и вышли из трапезной. Закрылись толстые створки. Пахом, кашлянув, покосился на Зверева, но ответа не получил и двинулся следом, походя прихватив с блюда пару расстегаев.
– Что же ты, супруг мой венчанный, ко мне совсем не приходишь? Не заглянешь, не обнимешь, слова ласкового не скажешь. Разве не муж ты мне боле?
Андрей промолчал. Умом он помнил, что княгиню нужно ругать, обвинять, подозревать, пороть – чтобы обиделась, чтобы не вынесла, чтобы ушла. Но все его естество противилось этому. Бить женщину? «Мы их не бьем. Мы ими владеем». И ругать ее было не за что. А чисто из самодурства – язык не поворачивался.
Зверев молча поднялся, обогнул столы. Тяжело зашагал к дверям.
– Постой, Андрей! – воскликнула она. Он замер, не оборачиваясь, но не уходя.
– Негоже хозяину неведомо где в родном уделе скитаться. Ночевать в княжескую опочивальню приходи. Коли уж противна я стала, в гостевой светелке останусь. Не потревожу.
Молодой человек прикусил губу и толкнул двери. Пошел к выходу, ловя на себе бабские осуждающие взгляды.
Пахом был на улице. Сидел на бревне, щурясь на утреннее солнце. Возле него крутились трое ребят лет пятнадцати-шестнадцати. Увидев Зверева, пареньки тут же метнулись к крыльцу, упали на колени, скинули шапки.
– Здрав будь, Андрей Васильевич! Сделай милость, возьми нас к себе в холопы! Верою-правдой служить станем, волю твою исполнять со всем тщанием, живота не жалеть! Сделай милость, возьми!
– Вы еще откуда взялись? Пахом, что это за явление?
– При чем тут я, княже? – Дядька откусил край расстегая. – То они тебе, не мне кланяются.
– Не дури, Пахом! Нет у меня сейчас настроения шутковать. Поговори с ними. Коли и вправду понимают, чего хотят, – рядную грамоту составь. Мне по рязрядной книге полста воинов выставлять нужно. Пригодятся, когда князь Друцкий покрывать перестанет.
– Перестанет, – эхом повторил холоп.
– Чего? Что говоришь? – застыл князь.
– Соглашаюсь, Андрей Васильевич. Перестанет.
– Ну так делай, что поручено! – Зверев побежал вниз и наткнулся на причале еще на четверых парней, только немного постарше – где-то восемнадцати-двадцати годков.
– Батюшка-князь! Возьми нас в холопы!
– Вы чего, сговорились, что ли? Наверх ступайте, к Пахому. Я ему доверяю. Коли понравитесь, рядную грамоту составит.
Проводив ребят взглядом, он постучал ладонями по борту ушкуя.
– Риус, опять спишь? Дай лук! Был вроде на корабле. А то я свой у отца забыл после размолвки. И колчан с легкими стрелами.
– Это которые с «листьями»? – высунулся из кормовой надстройки мальчишка.
– «Листьями» только по лошадям гоже стрелять, а я на охоту хочу прокатиться… Ладно, леший с ним. Давай тяжелые, бронебойные, с граненым наконечником. Будут искать – я в Запорожское пошел. Возьму коня у старосты. К нему же после охоты и вернусь.
Перебросив через плечо колчаны, молодой человек быстрым шагом двинулся по тропинке наверх – и на полпути встретил еще пятерых ребят:
– Княже, сделай милость, снизойди к нашей просьбе… Возьми нас в холопы.
– Сегодня что, день такой? – Андрей почесал в затылке. – Ладно, топайте к Пахому. Знаете такого? Холоп мой, дядька. Возле дома сидел. Понравитесь – возьмет.
За несколько часов в лесу князь приуспокоился, пришел в себя. Накопившаяся злость досталась кабанчику килограммов на пятьдесят, очень кстати высунувшемуся из леса. Потом с кистенем в руке Андрей два раза затевал погоню за зайцами – но в густом подлеске косые ухитрялись уйти. Обидевшись, Зверев повернул назад, к Запорожскому. Скакуна вернул старосте, а хряка перебросил через плечо и понес домой.
Еще от моста он увидел перед крыльцом довольно большую толпу. Можно было подумать, вся молодежь княжества собралась сюда, чтобы поставить подписи на грамотах, что подсовывал извечно всклокоченный Пахом. Дело, шло настолько бойко, что рядные листы заполняли на ступенях крыльца сразу три княгинины служанки, за которыми сверху приглядывала сама Полина.
– На кухню заберите. – Зверев скинул кабана на бревна. – Пахом, чем занят?
– Листы пишу, серебро считаю, княже, – весело ответил дядька. – Упарился совсем. Семьдесят два добра молодца на службу к тебе записалось. Да еще десятка три я по домам отправил, дабы подрастали. Молоды еще для ратного дела.
– Казны хватило?
Пахом промолчал. Похоже, ради своего воспитанника он растряс собственную мошну. Но это не тот вопрос, который следовало решать на людях.
– Интересно, откуда такая активность? Что-то раньше хозяину послужить никто особо не рвался.
– Дык… – Пахом опустил голову, пряча улыбку. – Изольд с Ильей домой заехали отцов-матушек повидать. Они и присоветовали.
– А-а-а.. – Андрей отвернулся, стараясь сохранить невозмутимый вид. – Кхм… Прибавится тебе работы, дядька, пополнение обучать. Хватит ли оснастки воинской на всех?
– У нас в кладовой бердыши и сабли имеются, – напомнила княгиня. – Мыслю, на три-четыре десятка ратных людей хватит. И тегиляев два десятка.
– Бердыши лучше, – скользнув по ней взглядом, кивнул Андрей. – Ими без опыта драться можно. Ничего, к отцу за лошадьми заедем, он поделится. У него мастера давно бердыши куют, наверняка запас есть. Броню… Броню потом докупать придется. Долго у тебя еще?
– Семь человек еще, княже.
– Славно. Ну заканчивай.
Он бросил прощальный взгляд на хряка. Красавец! Жаль, не перед кем похвастаться добычей. Отец с матерью далеко, перед холопами красоваться позорно. Андрей махнул рукой и побежал вниз, к причалу. В голове крутилась извечная человеческая мысль: где взять денег? Государево жалованье на содержание дружины будет только через год после того, как он своих холопов по разряду на сбор выведет, а одеть в броню, вооружить их, посадить на коней требовалось прямо сейчас. И удовольствие это чертовски недешевое…
Оброк крестьяне повезут только осенью, к Юрьеву дню. Евграф начнет делиться прибылью, когда первый корабль от пирса отчалит, добычи никакой не предвидится… Где же взять серебро? Беда…
Ночевать он отправился в дом. Полина свое обещание сдержала, не пришла. Но Зверев все равно никак не мог заснуть, крутился с боку на бок, укладывался и так, и этак. Почему-то его сильно раздражало, что эта новая постель черемухой не пахла совершенно. И это открытие мешало расслабиться.
«Надо взять себя в руки. Нужно найти повод, обругать ее хорошенько. Выпороть. Потом еще раз и еще. Будет знать! – уговаривал он сам себя и пытался придумать, к чему в поведении жены можно придраться. Но в голову ничего не шло. – Значит, придраться надо без причины!»
В слабую полудрему он провалился только утром. Комната быстро наполнялась светом, пробивавшимся сквозь веки. Неожиданно с легким шелестом отворилась дверь. Князь расслабленно перекатился на живот, напрягся, готовый вскочить и вступить в схватку, чуть приоткрыл глаза. Он увидел подол шелковой рубахи, босые полные ноги, почему-то мокрые. Бесшумно ступая, нежданная гостья прошла совсем рядом, со слабым стуком поставила что-то на сундук у изголовья, повернулась к постели.
– Спи, любый мой, отдыхай. – Легкий шепот, волна тепла, словно кто-то пронес руку над самой щекой. И все – гостья ушла.
Как только дверь затворилась, Андрей поднял голову. На сундуке стоял букет незабудок и
