колокольчиков.
– Черт! – вырвалось у него, и сон окончательно пропал.
Завтракать он не стал, с рассветом умчался в сторону Волчьей речки, на охоту. Лука не взял – надеялся набить кистенем зайцев. И был жестоко наказан за самонадеянность. Он не то что не смог никого догнать – до самых сумерек даже не встретил ни одного косого! Пришлось возвращаться с позором уже в полной темноте.
– Что же ты так сушишь себя, супруг мой? – Княгиня, как оказалось, ожидала его на крыльце. – Ускакал не емши, с собой ничего не брал, к обеду не возвернулся. Я уж и Пахома, и Риуса с пирогами посылала. Да сказывают, не нашли. Идем скорее! Я велела тебе полть куриную подушками закрыть.
– Не хочу! Охотник без добычи должен ночевать голодным.
– Перестань, господин мой! Негоже голодать, силу потеряешь. На тебе и служба царская, и о нас забота. Сильным надобно быть. Пойдем, княже. А хочешь – велю буженины холодной и рыбу копченую принести?
– Лучше курицу, – сдался Андрей.
В этот раз в трапезной они оказались вдвоем. Дворня успела поесть перед закатом и теперь, верно, уже спокойно почивала в людских комнатах. А князь и княгиня сидели в большущей зале перед столом, в розовом пятне света, что давали четыре толстые восковые свечи. Зажатая меж двумя блюдами, укрытая тремя перьевыми подушками курица оказалась еще горячей. Не обжигающей, конечно, но невероятно вкусной для молодого человека, ни разу не поевшего за весь день.
Сперва Андрей оттяпал ножиком грудку, тщательно прожевал, стянул коричневую поджаристую кожицу, обсосал позвонки, взялся за ножку. У Полины, смотревшей на него во все глаза, на щеку вдруг выкатилась слеза.
– Ты чего? – остановился он.
– Ты меня не любишь?
– Чего это ты вдруг спросить решила?
– Ты меня не любишь?
Андрей вернулся к ужину. Женщина поднялась со скамьи, быстро ушла из трапезной. Зверев откусил кусочек мяса, еще… И вспомнил свадьбу. Их обоих тогда по обычаю тоже весь день не кормили. Сидели они на пиру и лишь любовались, как все остальные вкусностями угощаются. Но когда их проводили к постели, то там для молодых оказалась спрятана курица. Именно тогда жена и прикоснулась к нему в первый раз: он оторвал от тушки ногу и протянул ей. А она – взяла.
– Вот проклятие!
Есть сразу расхотелось. Андрей бросил недоеденный кусок на блюдо, схватил подсвечник и пошел наверх.
Спал он в эту ночь крепко, как убитый, с первыми лучами не поднимался – а потому не заметил, когда букет со вчерашними цветами поменялся на новый, с ромашками.
– Черт! Черт, черт! – отпихнул князь расписной глазированный кувшин. – Зачем она это делает? Зачем? Все равно ничего изменить уже нельзя. Ничего! Сегодня же… – Он начал одеваться.
Однако сделать ничего не получилось. Полины не было дома, не было на улице, она не явилась к столу завтракать. Молодой человек ходил кругами, ловя на себе угрюмые взгляды дворни – тяжелые, исподлобья. Но стоило ему повернуться – как бабы тут же отворачивались. А мужиков в доме считай что и не было. Даже Пахом куда-то пропал.
– Стой! – наконец остановил он замызганную холопку в исподней рубахе и переднике, выносившую на улицу бадью с грязной водой. – Княгиня где?
– Прости, Андрей Васильевич, не ведаю.
– Хорошо…
Он вышел на улицу, направился к теткам, выбивавшим коврики.
– Эй, вы давно на улице? Княгини не видели? Где она сейчас?
– Прости, княже, – склонились они до пояса. – Не знаем.
Он развернулся, решительно прошагал на кухню.
– Полина здесь? Нет? Тогда где?
– Прости, господин, не знаем.
– Тогда кто знает?! – Он выхватил саблю и одним махом развалил стол, на котором запорошенная мукой кухарка шинковала лук. – На хрена вы тут торчите, если ничего не знаете?!
– Обед готовим, княже… – Женщина замерла с ножом в руке и заметно побелела.
– Вы хотите узнать, каков я в гневе?
– Не велено… – сглотнула тетка.
– Что не велено?
– Сказывать не велено…
– Дальше, милочка, дальше… – Сверкающая полоска стали коснулась ее подбородка.
– В паломничество княгиня отправилась, господин. Милости у Господа вымаливать… И покровительства… святых чудотворцев Петра и Февроньи…
– Куда?
– К храму нашему… На Боровинкином холме.
– Какое же это паломничество? – опустил клинок Андрей. – Тут ходьбы полчаса.
– Она… Она на коленях пошла, княже. Милости вымаливать. О сохранении покоя семейного.
– Дура, – убрав саблю в ножны, повернулся спиной к кухарке Зверев. – О спасении семьи Богоматери молятся.
О святых Петре и Февронье Муромских кухарка могла бы и знать. Чай, не язычница, не католичка. Эти двое, хоть и были супругами, но спасением браков не занимались. Вот уже не одно столетие они неизменно оставались покровителями влюбленных. И молились им только о спасении любви.
– Черт! Пахом, ты где?! Где холопы наши новые? Чего делают?
Пахома он вскоре нашел. Пополнение из восьми десятков ребят дядька выстроил на жнивье за деревней и учил первым, простейшим приемам обращения с бердышом: как держать, как перехватывать, как закрываться. Громадных топоров на ушкуе и в доме удалось найти всего двадцать три штуки, и теперь они переходили от ученика к ученику, как эстафетная палочка. Глаза мальчишек горели огнем. Видимо, они воображали, как кромсают татар и упырей, а потом собирают добычу и становятся такими же невероятными богачами, как Илья или Изольд.
– Княже! – увидев Андрея, заторопился навстречу дядька. – Дозволь в грехе повиниться?
– Ты еще голову пеплом посыпь, – усмехнулся Зверев. – Ну откуда за тобой грехи? Перестань. Это я у тебя ныне в должниках оказался.
– Вчерась я поначалу детей малых успел в холопы записать. Не думал, не ждал, что столько ладных парней заявится. Опосля, знамо, недоростков заворачивал. Ныне же смотрю: ну куда их в сечу? Дети же еще! Малые, глупые, слабые. Сгинут ни за грош.
– Вот и хорошо, что дети. Пока вырастут, ты их обучить успеешь, натаскать для битвы. Клинком и бердышом лучше, чем любимой ложкой, владеть станут. Тогда мудрости твоей и порадуемся.
– Не серчаешь, стало быть?
– Нет, конечно. Кормить только их лучше надо. Чтобы мясо нарастало. И к работе тяжелой прямо сейчас приставлять. Чтобы крепли. А то ведь иной холоп и лука не натянет.
– Коли так, – повеселел дядька, – то ты полсотни луков зараз готовь. Пригодятся!
– Приготовлю…
Мысли опять вернулись к серебру. Где его взять? Полсотни луков…
Хотя с другой стороны… Почему бы им пищали не сделать? На то серебро, что за боевой лук мастера просят, железных стволов полсотни сковать можно. А обращаться с ними он мальчишек научит. Не впервой.
Князь стоял, повернувшись лицом к заводи, и увидел далеко внизу, как по излучине дороги под руки ведут полную женщину. Подол ее рубахи спереди был темным, ноги – тоже. В крови, что ли?.. Княгиня… Пожалуй, ближайшие два-три дня она и вовсе ходить не сможет. Какая уж тут ругань и плеть?
– Ты слышишь меня, княже?
