но мне нужно знать, кто убил Барджо.
— Не знаю.
— То есть, если перевести на нормальный человеческий язык, не скажешь.
— Переводите, как хотите.
МакБрайд уперся локтями в стол и угрожающе свел брови:
— Ты расскажешь мне все, что знаешь, милый мой.
— Черта с два.
— Всех чертей и ангелов вспомнишь, все вспомнишь, как маму звать, забудешь, а это расскажешь.
— Слушайте, я не убивал Барджо. У вас против меня ничего! И на мне ничего. Я не убивал его.
— А почему смылся?
— Это мое личное дело.
— А почему прятался дома?
— Это тоже мое личное дело.
— Деловой молодой человек. А что Чибби твой труп нужен, тоже твое личное дело?
— Вы ничего не знаете.
— Поэтому и интересуюсь, двуличный, двуязыкий, двоедушный червячок-соплячок. Слушай-ка меня внимательно. Я хорошо отношусь к твоему папаше. Я пытаюсь помочь тебе, оказать тебе снисхождение, которого ты не заслуживаешь. Не потому, что ты мне по душе, но из симпатии к твоему отцу. Он этого заслуживает. А ты — просто возомнивший о себе черт знает что паршивый щенок. И вот что: мне нужен Чибби или одна из его девах, из тех, что были с вами в ту милую ночку в «Неаполе», когда вы хором отправили Барджо на кладбище. Мне, в общем-то, все равно, кого из них добыть, но один из них нужен. И ты мне в этом поможешь. Добром или иначе.
— Мне нечего сказать. Да, я был там. Но никому ничего не сделал и не собираюсь ни на кого стучать.
— Ну и тупой же ты, — вздохнул МакБрайд, поднимаясь на ноги. — Неужели ты не соображаешь, что Чибби ждет не дождется момента, чтобы выплеснуть твои мозги на мостовую? Вроде должен понимать… Должен понимать, что, кроме нас, тебя никто не спасет.
Доминик сжался на своем стуле, кусая губы и беспокойно оглядываясь по сторонам.
— Ничего я вам не скажу, — буркнул он наконец.
Дверь открылась, патрульный Зелоу впихнул в кабинет Василиакоса:
— Задержанный доставлен, кэп.
— О'кей, Зелоу. Привет, Ал. Чего это ты такой взъерошенный, что тебя беспокоит? Зубы заболели?
— Так… Так нечестно, капитан.
— Да что ты говоришь? Гляди-ка, оскорбленная невинность! А укрывать у себя беглеца, скрывающегося от полиции, — честно?
— Я его не укрывал. — Василиакос прижал обе руки к груди. — Не укрывал. Он пришел ко мне, этот парень, попросил денег, чтобы смыться из города. Я ему денег не дал. И отругал за то, что он ко мне приперся.
— Все так и было, капитан, — вмешался Доминик. — Он правду говорит. Я пришел и попросил денег взаймы, вот и все.
— Вот-вот, — закивал Василиакос. — Вот и все.
— Не знаю, не знаю, не уверен, — проворчал МакБрайд. — Ты уже не раз пытался меня обвести вокруг пальца, черт хитрожопый. Проводи-ка его, Зелоу, пусть пока отдохнет в холодной.
— О'кей, кэп, — отозвался Зелоу.
— Капитан, отпустите меня, войдите в положение…
— Сколько раз мне входить в твое положение? Когда ты в мое войдешь?
— Ка…
— Давай, давай, не задерживай, — подпихнул его к выходу Зелоу.
МакБрайд вернулся на свой стул, уселся прямо, не опираясь на спинку. Глаза его сверкали синим сварочным огнем.
— Н-ну, видал, к какому типу ты обратился? Он заботится только о спасении собственной задницы. Как только открыл рот — сразу чего-то клянчит.
— От меня не дождетесь, я клянчить не буду.
— До-ми-ник, — по складам выговорил МакБрайд с угрожающим спокойствием и откинулся на спинку стула. — Предупреждаю, дело идет к тому, что ты получишь по ребрам. Мне нужна информация, и я не буду долго раздумывать о средствах ее получения. Веди себя хорошо, или я поведу себя очень плохо.
— Вы собираетесь меня бить?
— Я лично — ни в коем случае. Процедура отлаженная. Есть специалисты.
— Значит, вы как раз такой коп-бульдозер, каким вас все и считают! Грубое, жестокое животное!
— Совершенно верно, — спокойно, как будто с облегчением кивнул МакБрайд. — Рад, что до тебя наконец это дошло.
Доминик вскочил, трясясь от возмущения:
— Вы не смеете ко мне прикоснуться! Не смеете! Не смеете!
— Играй по правилам…
Зазвонил телефон. МакБрайд схватил трубку:
— Капитан МакБрайд. Да, Мори… Да… Что?.. Нет-нет, продолжай…
Он замолчал, слушал, глаза его сузились.
— Давай адрес. Да… 22, Рамфорд-стрит, понял. Еду.
Бухнув трубку на рычаг, он рванулся к двери, распахнул ее и заорал. Вбежал полисмен.
— Сунь парня в камеру, Майк. У меня свидание с дамой.
Схватив шляпу и напяливая на ходу пальто, капитан понесся в дежурку. Он кликнул Хогана, и тот понесся выводить машину. МакБрайд выбежал на тротуар.
Рамфорд-стрит отходит от Марбл-роуд и взбирается на пологий холм у северной границы города. Мрачная местность, дорога окаймлена стенами трех-четырехэтажных домов-казарм для мелких съемщиков. Обычная мирная окраина, радующая отсутствием происшествий.
Хоган переключил скорость, полицейский автомобиль натужно взвыл на подъеме. Впереди у обочины МакБрайд увидел карету «скорой помощи» и небольшую группу людей.
— Похоже, приехали, Хоган.
— Угу…
Водитель пристроил машину позади «скорой», МакБрайд вышел, увидел патрульного, патрульный увидел МакБрайда и отсалютовал:
— Второй этаж, кэп.
— Ясно.
МакБрайд вошел в пыльный вестибюль, начал подъем по узкой лестнице. А вот и открытая дверь. В дверном проеме еще один полисмен, отступивший в сторону, чтобы пропустить капитана. В первой после прихожей комнате сидит на стуле Кеннеди, взгромоздив на стол ноги. Курит.
Возле него расхаживает взад-вперед Коэн, тоже курит.
— Привет, кэп, — бросает он и кивает в сторону следующей двери.
В следующей комнате врач «скорой помощи», Мориарти и два полисмена в форме. Они сгрудились возле кровати, на которой угадывается женская фигура. Ноги лежащей торчат из-под длинной ночной рубашки. Рядом с кроватью работает электрический аппарат искусственного дыхания. Мориарти повернул голову, увидел МакБрайда, вышел.
— Банни Даль, — сообщил он.
— Что случилось?
— Газ.
— Гм… Самоубийство?
