Айрис ДЖОАНСЕН
МОЙ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ НЕГОДЯЙ
1.
Она опоздала!
Только лунный свет и холодный ветер струились сквозь огромное круглое отверстие под потолком храма. Радужное сияющее великолепие погасло, превратившись в мертвую груду осколков, усеявших пол.
Окно в Поднебесье разбито!
Марианна бессильно прислонилась к стене, в ужасе взирая на картину разорения. В этот момент она забыла о том, что привело ее сюда, забыла о Джедаларе и об обещании, данном матери. Чувство горечи и гнева переполняло ее сердце. Зачем эта бессмысленная жестокость? Кому понадобилось уничтожать такую красоту? Они отняли у нее все самое дорогое. Окно в Поднебесье было последним напоминанием о прежней счастливой жизни. Теперь погибло и оно.
— Марианна! — Голос брата вырвал ее из оцепенения. — Кажется, я их слышу! — Алекс в страхе вцепился в ее руку.
Она застыла, прислушиваясь, тревожно ловя посторонние звуки. Но ничего не было слышно: только ветер свистел в опустевших зданиях города. Марианна напряженно вглядывалась в темноту, туда, где когда-то был город Таленка. Она по-прежнему ничего не слышала, но у Алекса слух лучше, чем у нее.
— Ты уверен?
— Нет, но мне кажется. — Он склонил голову набок. — Да!
Им не следовало сюда возвращаться, в смятении подумала Марианна. Мама не знала, насколько это опасно. В городе в любую минуту могут появиться солдаты герцога, их схватят, и тогда… Она не имеет права рисковать жизнью Алекса. Господь свидетель, уж его-то она им не отдаст!
Она захлопнула тяжелую дверь с бронзовыми гвоздями и поспешно потащила Алекса по проходу между скамьями — к алтарю. По дороге она несколько раз споткнулась о сломанные железные подсвечники и толстые белые свечи, рассыпавшиеся по мраморному полу. Солдаты, отступая, уничтожали все, что попадалось им на пути. И здесь, в церкви, все мало-мальски ценное было или украдено, или разрушено. Золотое распятие, которое когда-то украшало стену под Окном в Поднебесье, исчезло. Статуя, изображавшая Марию с младенцем, слева от алтаря, была сброшена с пьедестала.
— Лошади, — прошептал Алекс. Теперь она тоже их слышала. В ночной тишине звонко разносился стук подков по булыжнику.
— Они нас не найдут. — Марианна пыталась успокоить брата, но голос ее чуть заметно дрожал. — Никто не видел, как мы вошли сюда.
Затащив Алекса за колонну у алтаря, она присела на корточки рядом с ним и съежилась, стараясь казаться как можно незаметней.
— Но на всякий случай притаимся здесь и подождем, пока они уйдут.
Алекс вздрогнул и придвинулся к ней.
— А если они все-таки сюда войдут?
— Не войдут. — Она обхватила его за плечи. Как он похудел за последнюю неделю, — встревожено подумала она, — и кашляет целыми днями». Жалких кусочков, которые ей удавалось находить в заброшенных сельских домах, едва хватало на то, чтобы не умереть с голода.
— А если все-таки они войдут? — снова настойчиво повторил Алекс.
Боже, до чего он упорный!
— Успокойся! Я же сказала, что они не… Марианна замолчала. Кто может знать, что придет на ум солдатам герцога? Трудно предположить, что у них возникнет желание помолиться, но они могут снова вернуться сюда, чтобы грабить и жечь.
— Если они войдут, мы спрячемся тут в темноте и будем сидеть тихо-тихо, так что они нас не заметят. Ты сможешь сидеть тихо?
Он кивнул, покрепче прижавшись к ней.
— Мне холодно, Марианна.
— Знаю. Как только мы услышим, что они уезжают, мы поищем убежище для ночлега.
— А огонь мы разведем? Она покачала головой.
— Ты же знаешь, что это опасно. Но, может быть, мы сумеем найти тебе одеяло.
— И для тебя тоже.
Он улыбнулся ей. Улыбка получилась не очень уверенная, но на мгновение она озарила его лицо тем ангельским светом, который маме так хорошо удалось передать в ее последней работе. Эта была его первая улыбка с той ночи, когда…
Воспоминание обожгло ее. Но Марианна лишь крепче прижала к себе худенькое тело Алекса, стараясь отогнать страшные мысли. Она не должна вспоминать о той ночи и обо всем, что случилось потом. Это отнимает у нее силы, а она обязана оставаться сильной — ради Алекса.
— И для меня одеяло. — Ей хотелось бы наклониться к нему и поцеловать, но в свои четыре года Алекс считал себя уже достаточно взрослым и не терпел подобных проявлений нежности. — Как только они уедут отсюда.
Но они не уезжали. Они приближались. Она услышала стук копыт у самой церкви. И голоса мужчин: они переговаривались и смеялись.
С отчаянно бьющимся сердцем она замерла, сжимая в объятиях Алекса.
Только бы они ушли, отчаянно молилась она. Святая Дева, сделай так, чтобы они ушли отсюда!
На каменных ступеньках раздались тяжелые шаги.
У нее больно сжалось сердце.
— Марианна?
— Ш-ш! — Она зажала Алексу рот.
Заскрипела отворяющаяся дверь. Вот вам и польза молитвы! Теперь она должна поступать так, как учила мама, и полагаться только на себя.
Мама.
Боль сжала ее сердце. К глазам подступили слезы, так что она едва могла рассмотреть мужчину, остановившегося в дверях.
«Не смей плакать!» — яростно приказала она себе. Слезы — это для слабых. А ей надо быть сильной.
Мужчина быстро шел по проходу между церковных скамей. Он был высокий, очень высокий и шагал размашисто и решительно. Черный плащ развевался у него за спиной, словно крылья огромного коршуна. Одет он был не так, как одевались люди герцога, но это еще не значило, что он ей не враг. Марианна с облегчением заметила, что в церковь он вошел один, оставив своих спутников на улице. У нее больше шансов справиться с одним человеком.
Он споткнулся в темноте и чертыхнулся. Марианна почувствовала, как судорожно вздрогнули плечи Алекса под ее ладонью, В ту ночь он слышал много проклятий, смеха и криков. Она заслоняла его собой, чтобы он ничего не увидел, но не в ее силах было помешать ему слышать. Вот и сейчас она только Крепче сжала худенькую руку брата, безмолвно стараясь успокоить его.
Мужчина снова споткнулся, а потом остановился, нагнулся и поднял что-то с пола. Через несколько минут загорелось крошечное пламя: он зажег свечу, которую нашел на полу.
Марианна бесшумно отступила подальше в тень, вглядываясь во врага, стараясь угадать его слабое место.
Темные волосы, схваченные позади лентой, узкое лицо, блеск зеленых глаз.
Незнакомец осветил пространство над алтарем и увидел зияющее отверстие, которое когда-то было Окном в Поднебесье. Рука его с силой сжала свечу, лицо исказилось страшной яростью.
— Черт подери! — Нога в сапоге отбросила рассыпавшиеся по полу осколки разноцветного стекла. — К черту в преисподнюю!
Он чертыхался по-английски! Наверное, он англичанин, как ее папа, — но Марианна никогда не видела отца в такой ярости.
