— В этом есть немалая доля правды. — Грегор опустился на колени подле ее постели. —'Но меня удивляет, что он произнес это вслух.
— Он был расстроен из-за белы. — Она помолчала. — Он привязался к ней. Это не просто плотская страсть.
— Да, но он может никогда в этом не признаться. Сейчас он ужасно на нее сердит
— Потому что она его обманула и оставила. Как когда-то сделала я. Ему должно теперь казаться, что все женщины, которых он любит, предают его. Меня он так и не простил. Кто знает, сумеет ли он простить ее? Бедная девочка, ни Джордан, ни я не облегчаем жизнь тем, кто нам дорог. — Ана протянула руку и прикоснулась к пальцам Грегора. — Он считает меня какой-то злой Цирцеей. Я ведь не такая, правда?
Грегор хохотнул:
— Если бы ты ею была, я первый пал бы твоей жертвой. Я похож на свинью? Насколько я помню, она ведь всех превращала в свиней, так?
— Ничуть не похож. Ты очень красивый. — Подняв руку, она скользнула пальцами по уродливому шраму на его лице. — Для меня ты всегда будешь красивым.
Он поймал ее руку и поднес к губам:
— Я знаю.
— Какой ты тщеславный!
— Ты видишь красоту, потому что видишь любовь.
По ее лицу скользнула тень.
— Джордан сказал, что ты прикован к моей триумфальной колеснице.
— У тебя триумфальная колесница? А я-то считал, что они устарели!
— Я говорю серьезно. Я веду себя эгоистично?
— Да. — Он улыбнулся. — Но без этого эгоизма я не представляю себе жизни. — Наклонившись вперед, он прижался губами к ее лбу. — Мне надо идти. Я хочу, чтобы к моему возвращению в Ренгар ты уже была здорова. Понимаешь?
— Буду. — Она крепче сжала его руку. — Почему?
Он вопросительно приподнял брови.
— Почему ты даешь мне так много, но не все?
— Ты не понимаешь? — Его лицо осветилось нежной улыбкой. — Я удивляюсь, как это ты не догадалась.
— Скажи мне!
— Потому что я тоже эгоистичен.
— Ты не эгоистичен. Ты всем отдаешь себя.
— Потому что мне это приятно. Разве это не разновидность эгоизма? Я люблю тебя всю мою жизнь, но я не хочу получать какие-то подачки. Когда я был моложе, я думал, что этого может оказаться достаточно но постепенно я понял: я не такой человек, который может довольствоваться полупустой чашей.
— Я не полупустая чаша! — возмутилась она.
— Возможно, я употребил неудачный образ. Может быть, проблема в том, что ты всегда была полна до краев. Поначалу ты не желала на меня смотреть, потому что я не был благообразным и обаятельным, как отец Джордана. Я всегда был похож на пастушеского пса, шедшего за тобой по пятам.
Она попыталась пошутить:
— Пастушеский пес лучше свиньи, надо полагать. — И, с трудом сглотнув вставший в горле ком, она добавила: — Джордан прав. Я плохой человек. Я действительно причинила тебе немало боли.
— Ненамеренно. — Он снова поднес к губам ее руку. — А потом, когда ты наконец на меня взглянула, ты все еще отдавалась битве с демонами, которых сама же и создала. Тебе надо было утвердиться, доказать свою ценность и достоинство, надо было сделать Кассан безопасным и преуспевающим, надо было приманить к себе сына.
— И ты помогал мне все это делать.
— Да, я помогал тебе, потому что я люблю тебя. Но именно поэтому я никогда не соглашусь на второстепенное место в твоей жизни.
— Ты всегда был для меня самым близким человеком. Как мне тебя в этом убедить? Господи, чего тебе от меня надо?
— Мне надо все. Меньшее меня не удовлетворит, — просто сказал Грегор. — И когда-нибудь, когда ты отбросишь свое чувство вины перед сыном и примиришься сама с собой, ты сможешь это дать» — Он поднялся на ноги. — Мне пора уходить. Я пришлю к тебе Алекса.
— Будь осторожен, — прошептала она.
— Естественно. А какой талисман, по-твоему, хранил меня все эти годы? Мой эгоизм. Он сделал меня осторожнейшим человеком. — Он поддразнивающе улыбнулся и чуть слышно повторил: — Мне надо все.
Нико подъехал к остальному отряду:
— Она направляется на север, через горы. Взгляд Джордана устремился на север, к высящимся вдали горам. Россия.
— В Москву? — пробормотал Грегор.
— Не обязательно. Завков может быть спрятан где-то неподалеку от границы.
— А что, если она направляется в Москву? Это дальняя, трудная дорога. Она может оказаться непосильной для одинокой женщины.
— Она не дура. Я уверен, что она взяла с собой еды.
Грегор скептически приподнял брови:
— Достаточно еды для такого длительного пути?
— Она умеет о себе заботиться. Когда она была еще почти ребенком, она пешком прошла половину Монтавии — из Самды в Таленку.
— Это совсем другое дело. На пути в Москву почти не будет городов и деревень. Она не сможет охотиться. Как она сумеет…
— Может, она и не направляется в Москву. Джордан пустил лошадь галопом, оставив позади Грегора с его тревогами о благополучии Марианны. Сейчас он не в состоянии тревожиться за нее.
Она воспользовалась его жалостью для того, чтобы его обезоружить и притупить его бдительность. Больше он не позволит ей этого сделать.
15.
— Значит, все-таки Москва. — Дыхание Грегора сгустилось в туманное облачко на морозном воздухе. — Я ничего не понимаю. Откуда она знает дорогу? Нико говорит, что она словно сверяет ее по карте.
— Ничего удивительного, — ответил Джордан. — Мать в свое время заставила ее запомнить узор Джедалара. Не сомневаюсь, что она дала ей точные указания относительно того, как добраться до второй части загадки.
— Погода ужасно холодная. — Грегор хитровато взглянул на Джордана. — Но волков мы пока не видели. Это хорошо. Зимой они тут страшно голодные. Часто нападают на одиноких путников.
— Помолчи, Грегор!
— Я просто пытаюсь уберечь Джедалар.
— Я прекрасно понимаю, что именно ты пытаешься сделать.
— У волков острые зубы и крепкие челюсти, которые в один момент могут перекусить горло и раскрошить кости. Подумай только, во что может превратиться драгоценный стеклянный витраж! Может быть, тебе лучше послать Нико вперед, чтобы он не выпускал ее из вида?
— Я не хочу, чтобы она знала, что мы следуем за ней.
— Стоит рискнуть. Наверное, сейчас она думает только о своем пустом желудке, и у нее нет времени оглядываться и быть постоянно начеку.
Джордан пробормотал какое-то проклятие.
«У волков острые зубы»…
Черт подери, они не видели здесь волков!
«…и крепкие челюсти, которые могут перекусить…»
