несчастные влюбленные безумцы, которых воспевают трубадуры. Надо было овладеть ею. Ведь сквозь ткань платья, лаская ее грудь, он чувствовал, как напряглось и запылало жаром ее тело. Еще немного, и он услышал бы ее стон, тогда ее руки обхватили бы…
Господи!
Ему стало нестерпимо больно. У лагеря Гейдж на мгновение остановился и, рывком кинувшись к дереву, обхватил его ствол рукой. Пальцами он так вцепился в кору, что не сразу ощутил пронзившую его резкую боль, обрадовавшую его: новая боль застила ту, первую, сводившую его с ума.
Бринн сама придет к нему. Она мечтает вернуться в Редферн — что ж, он не станет препятствовать. Пойдет с ней на сделку, и она отдастся ему сама. Надо только немного подождать.
Ждать?
Бог свидетель, он сейчас так же крепок и силен, как жеребец в охоте, почуявший молодую кобылу.
Он подождет.
Неделя — срок небольшой.
— Гейдж, прошу тебя, уйди, — вздохнул Малик. — Бринн считает, что мне надо отдыхать, ни о чем не думая, но как я могу оставаться спокойным, когда ты мечешься взад и вперед у палатки, словно тигр в неволе.
Гейдж остановился, приоткрыл полог, прикрывавший вход в палатку, и, глянув в темноту, спросил:
— Где она?
— В лесу. Ей нравится лес.
— Неужели? — Последние три дня Бринн и вправду надолго уходила в лес. Гейдж терялся в догадках: или ей по-настоящему нравилось бродить среди деревьев, или она намеренно избегала встречи с ним. Ему не нравилось ни то, ни другое. — Запрети ей ходить в чащу. Лефонт говорит, там живут вепри.
— Ты наверняка уже сам предупредил ее.
Он, разумеется, говорил ей об этом, но она не обратила на его слова никакого внимания. И не только в этом сказывалось ее изменившееся к нему отношение с того дня у пруда. Она стала молчаливее и почти не смотрела в его сторону.
— Тебя она скорее послушает.
— Она уверяет, что чувствует там себя в полной безопасности, — сообщил Малик. — Думаю, ей надо опасаться зверей в человеческом облике, а не диких животных.
— Солдаты не тронут ее. Им известно, что она принадлежит мне.
— Я говорю не о них.
Гейдж знал, кого он имеет в виду, но притворился непонимающим.
— Так ты скажешь ей?
— Если она не хочет добровольно стать твоей, то почему бы не подтолкнуть ее к этому?
— Я так и сделаю, черт возьми! — резко бросил в ответ Гейдж.
Малик вздохнул.
— Я просто подумал, может, я попробую.
Гейдж угрожающе посмотрел ему прямо в глаза.
— И не вздумай.
— Я просто не подумал, как важно прежде бы получше изучить ее характер. Многие женщины отдаются мужчинам легко, но она — нет. Спрыгнуть с твоей кровати и преспокойно уйти она бы не могла.
— Так ты советуешь мне отправить ее снова в постель к Ричарду Редфернскому? Бог свидетель, я не сделаю этого. Если она ублажает этого недоноска, то сумеет переспать и со мной. Я не повезу ее в Редферн, не стану слушать, и она станет моей.
— А если она говорит правду о сокровищах?
— Подумай сам, откуда рабыня может знать о таком кладе?
— Но почему эта простая рабыня умеет читать и писать? Далеко не все знатные люди в этих краях умеют это.
Гейдж нахмурился.
— Она умеет читать?
— И писать, — уточнил Малик.
— Она говорила тебе об этом?
— Упоминала мельком.
— Да ты прямо ее исповедник. О чем еще она рассказывала тебе?
— Ни о чем. Она как встревоженная птичка. Я и об этом узнал в случайном разговоре. — Малик поморщился. — И не смотри на меня так. Я не собираюсь становиться между вами. Худшего и врагу не пожелаешь.
— Тогда не вмешивайся.
— Я делаю то, что подсказывает сердце, — просто ответил Малик.
— Постарайся почаще обращаться к разуму, — мрачно отозвался Гейдж. — Тогда поменьше будешь набивать себе шишек.
— Ты угрожаешь ему? — Гейдж, обернувшись, увидел у входа в палатку Бринн. Подойдя ближе, она строго спросила: — Ты еще смеешь запугивать несчастного раненого?
— Бринн, скорее защити меня, — жалобно простонал Малик и, хитро прищурившись, умоляюще протянул к ней руки. — Спаси меня от этого варвара!
Увидев лукавое выражение его лица, Бринн нарочито строго отчитала его:
— За обман тебе неплохо бы еще и добавить тумаков.
Продолжая ругать Малика, она нежно поправила одеяло, поплотнее укутав его.
Крошечный багровый листок клена застрял в ее светло-каштановых волосах. Гейдж почувствовал доносившийся от нее аромат земли и осенней свежести. Ее кожа в свете огня отливала матовым блеском, и воздух, казалось, вибрировал от ее полного жизни тела. Ему захотелось подойти, вытащить кленовый листок и утопить ладонь в ее шелковистых волосах.
Нежность. Впервые Гейдж испытал к ней это неизвестное ему чувство. Обычно первым на желание отзывалось его тело, всегда готовое и вечно жаждущее соития, заслонявшее собой все чувства, кроме плотского желания, раздиравшего его на части.
— Не надо ходить в лес одной, — хрипло произнес он.
Бринн вздрогнула, но не обернулась на его слова.
— Со мной там ничего не случится.
Ее холодность разозлила его сильнее, чем всегда.
— Мне лучше знать. — Он жестко усмехнулся. — И потом, я не могу позволить, чтобы пострадала моя собственность.
Ее рука сжала укрывавшее Малика одеяло, но Бринн спокойно ответила:
— Как видишь, со мной все в порядке, — и, отвернувшись, коротко бросила: — Задуй светильник, Малику пора спать.
Малик приподнял одеяло, приглашая ее лечь рядом, но она только улыбнулась.
— Пора тебе спать одному. — Сняв накидку, она расстелила ее неподалеку от него на земле. — Если буду тебе нужна, я рядом.
— Надо понимать, что драконы вновь попрятались в своих пещерах? — Гейдж казался удивленным не меньше Малика.
— Можешь насмехаться сколько душе угодно. Всему свое время. До сих пор его нельзя было оставлять на ночь одного.
Ее слова прозвучали как-то особенно трогательно.
Резко встав, Гейдж взял одну из своих подстилок и укрыл ею Бринн.
— Я и не думал смеяться. — С этими словами он задул светильник. — Спи с Богом.
