нежные, чувственные прикосновения рук.
— Ты прекрасна! — сказал Сэнтин, касаясь кончиком пальца бледно-розового ореола соска. — Природа подарила тебе все самые нежные оттенки кремового, оливкового и розового.
Он судорожно вздохнул и снова накрыл ее упругие, словно литые груди своими ладонями.
— Ты похожа на богиню земли и плодородия, какой ее представляли древние племена. Маленькая Мать Земли, вот кто ты такая!
Жанна увидела, что голова Сэнтина медленно склоняется, как будто какая-то непреодолимая сила пригибала ее к земле. В следующее мгновение его губы легко коснулись напряженного соска и бережно, деликатно вобрали его в себя. От этой ласки по всему телу Жанны пробежал как будто слабый электрический ток. Она вздрогнула, почувствовав, как внутри ее нарастает чистое, примитивное желание, а Сэнтин уже обрабатывал ее соски кончиком языка, который ласкал, дразнил, возбуждал. Переходя от одной груди к другой, он на мгновение поднял взгляд, и Жанна поразилась гипнотической силе его темных глаз, в которых жарко горел огонь желания и нежности.
— Дай мне прильнуть к твоей полной груди, о, маленькая Мать Земли! Дай мне напиться твоей любви допьяна, — нараспев проговорил он, и, прежде чем Жанна успела осознать, что она делает, ее пальцы уже зарылись в черные, чуть вьющиеся волосы Сэнтина, с силой прижимая к себе его голову.
Сэнтин застонал от удовольствия, когда его губы снова сомкнулись на ее напряженном соске. Сейчас он действовал не только губами и языком, но и зубами, с такой силой втягивая в себя ее эластичную мягкую плоть, что, если бы не владевшее ею возбуждение, Жанна, наверное, вскрикнула бы от боли.
А Сэнтин продолжал ласкать, мять, тянуть ее груди, переходя от одного соска к другому, и каждый раз, когда он губами вбирал ее груди в себя, внутри ее волной разливался жар. Жанна не могла даже стонать, и только сильнее прижимала к себе его голову. Ей казалось, что еще немного, и она сойдет с ума от желания. Дыхание ее стало быстрым и частым, а глаза она закрыла, стараясь справиться с усиливающимся головокружением. Чувственная ласка Сэнтина была похожа на реку, и стремительный бурный поток уносил ее все дальше и дальше от действительности.
— Открой глаза! — услышала она требовательный голос Сэнтина. — Я хочу знать, что ты хочешь меня так же сильно, как я тебя.
Жанна с усилием подняла тяжелые, словно свинцовые веки. Взгляд ее темно-карих глаз был рассеянным, затуманенным, так что она едва могла разглядеть его лицо и глаза, которые пристально, проникая до самых глубин, вглядывались в ее глаза. Во взгляде Сэнтина горел огонь неутоленного, жгучего желания и непонятной тоски, но Жанна не видела этого и не могла понять, чего же он от нее хочет, потому что ее собственные чувства уже не повиновались ей.
— Я болен тобой, Жанна, — прошептал ей на ухо Сэнтин. — Вылечи меня. Я хочу, чтобы ты пришла ко мне сегодня ночью, и чтобы мы с тобой занимались любовью. Ты позволишь мне это?
Последний вопрос прозвучал странно в его устах. Можно было подумать, что Сэнтин делает свое предложение официально. Но почему он спрашивает об этом? Разве он не видит, не понимает, что она жаждет огненного завершения этой маленькой прелюдии ничуть не меньше, чем он сам? Зачем же он дразнил и распалял ее?
В голове Жанны закопошились какие-то смутные, полустершиеся воспоминания. О чем же тогда они говорили вчерашним вечером? Ведь они, кажется, все решили? Сэнтин настоял на своем — она согласилась. Почему же сейчас он спрашивает ее о том же самом?
Жанна попыталась сосредоточиться, но тщетно. Плавающий перед глазами горячий цветной туман мешал ей, а тупая, разламывающая боль внизу живота стала такой сильной и сладкой, что она не могла думать ни о чем другом. Да она и не хотела ни о чем думать. Жанна отчаянно желала только одного: чтобы Сэнтин перестал таращить на нее глаза, чтобы он снова обнял ее и делал с нею все, что ему заблагорассудится, — хоть у себя в спальне, хоть прямо здесь. Ей было все равно.
Но Сэнтин продолжал смотреть на нее в упор, и до Жанны постепенно дошло, что он не собирается ничего предпринимать до тех пор, пока она не ответит на его идиотский вопрос.
Нетерпеливо наморщив лоб, Жанна, задыхаясь, сказала:
— Да. Конечно… Да! Мы же вчера все решили. Зачем же начинать все снова?
Она ждала, что Сэнтин снова заключит ее в свои объятия, но он даже не пошевельнулся.
Да и реакция его оказалась какой-то странной. Огонь желания, который должен был с новой силой вспыхнуть в его темных глазах, погас, и вместо него Жанна увидела потрясение, обиду, шок. Но это продолжалось лишь одно мгновение. В следующую секунду взгляд Сэнтина полыхнул таким обжигающим гневом, что Жанна невольно отшатнулась. Черты его лица снова окаменели, стали суровыми и жесткими.
— Это правда, — холодно сказал он, ссаживая ее с колен. — Мы с тобой заключили сделку. Боюсь, я позабыл, с какой редкостной готовностью ты согласилась на все мои условия. Как ты назвала это?.. Обычной физической близостью? — Его губы сложились в горькую гримасу. — Ты, наверное, имела в виду безрадостную случку, как у животных… Кретин, как я не понял этого сразу!
Сэнтин пригладил свои взлохмаченные волосы и резким движением поднялся на ноги. Жанна понемногу прозревала, хотя в голове ее все еще царил полный сумбур. Всего несколько секунд назад они оба страстно желали близости, а теперь он оттолкнул ее от себя, словно она была прокаженной. Почему? Что она такого сказала?
Глядя на него, Жанна машинально убрала с глаз выбившийся локон и, нервно облизав губы, спросила, запинаясь:
— Что… что случилось? Ты больше не хочешь меня?
— Ты права, черт побери! Я очень хочу тебя, — резко бросил Сэнтин и, наклонившись к ней, потянул платье вверх, чтобы прикрыть ее обнаженные груди. — И мне очень хочется разложить по полу подушки и овладеть тобой здесь и сейчас.
С этими словами Сэнтин, действуя совершенно спокойно, словно одевая маленькую девочку, застегнул на спине Жанны «молнию», а потом отступил на шаг назад и сложил руки за спиной. Он уже взял себя в руки, но это поистине дьявольское самообладание напугало Жанну сильнее, чем любые его проклятья и угрозы.
— Но я не дам тебе обрести надо мной такую власть, — добавил Сэнтин. — По крайней мере до тех пор, пока ты не убедишь меня, что я для тебя что-то значу и что ты относишься ко мне не просто как к человеку, которому ты кое-что должна.
Он выпрямился и посмотрел на нее мрачным, тяжелым взглядом.
— Пока что я убедился в том, что ты очень опасный человек, Жанна. Во всяком случае — для меня. Прошло чуть больше суток, а я не могу думать ни о ком, кроме тебя. И должен сказать, что мне это совершенно не нравится. Я привык сам управлять своей жизнью и своими эмоциями и не хочу оказаться в таком положении, когда кто-то другой будет принимать решения за меня.
Жанна почувствовала, как что-то кольнуло ее в самое сердце, и окончательно пришла в себя. Да что с ней такое случилось, если она позволила себе питать какие-то иллюзии относительно человека с таким богатым сексуальным опытом, как у Сэнтина? Он только что сказал, что считает ее опасной, но это было по меньшей мере смешно. Это Сэнтин угрожал ей, никак не наоборот. Как он только что сказал, он привык сам контролировать и направлять ход событий, а в том, насколько силен в нем эгоизм собственника, она уже убедилась. Так неужели Сэнтин будет терпеть рядом с собой ее — с ее-то приверженностью к свободе и независимости — даже если он действительно испытывает к ней какие-то чувства? Впрочем, и это последнее предположение Жанна отвергла как невероятное. То, что Сэнтин предлагал ей сегодня, было отнюдь не любовью, а простым чувственным желанием.
Выпрямившись на мягком сиденье скамьи, Жанна отважно встретила его тяжелый взгляд.
— Тогда, может быть, тебе стоит отослать меня? — спокойно спросила она. — В сложившейся ситуации это было бы лучшим выходом. Так ты разом решишь все свои проблемы.
— В самом деле? — Сэнтин презрительно скривил губы. — Я так не думаю. Мне почему-то кажется, что если я поступлю, как ты предлагаешь, то не пройдет и дня, и я пошлю кого-то из своих людей, чтобы тебя доставили обратно.
Словно не в силах противиться охватившему его желанию, он поднял руку и легко прикоснулся к ее блестящим волосам.
