Гэвин прекрасно знал, сколько сделал Роберт для их скудного, сурового и неплодородного края.
Гэвин допил остаток воды.
– Как ты думаешь, они нас повесят?
– Вряд ли.
– Тогда зачем они схватили нас?
– Ты разве не слышал? Монтгрейв сказал, что королева хочет меня видеть.
– Говорил я тебе: не нападай на ее корабль.
– Думается, мы здесь по другой причине. Монтгрейв выполняет только особые поручения королевы.
– Особые? Ты догадываешься, что это может быть?
– У меня есть несколько предположений... Хочешь еще пить?
Юноша покачал головой.
– Тогда ложись. – Роберт с грубоватой нежностью заставил брата лечь и укрыл его одеялом.
Гэвин подумал, что еще несколько дней назад и представить себе не мог, насколько внимательным, нежным и заботливым можёт быть Роберт. Впрочем, нет. Неправда. Он помнил, что таким же добрым и внимательным брат был и в детстве. До отъезда в Испанию. Вернулся он оттуда совершенно другим. Жесткий, насмешливый человек по прозвищу Черный Роберт. Правитель Крейгдью, глава клана, вынужденный принимать подчас суровые и жестокие решения и делающий это без малейших колебаний. «Не то, что я», – уныло подумал Гэвин, вспомнив, как после первой своей битвы он стоял у борта, и его выворачивало наизнанку.
Роберт сидел на топчане, прислонившись спиной к стене, с отсутствующим видом. Казалось, что его совершенно не занимает происходящее и он просто отдыхает. Но Гэвин знал, что это впечатление обманчиво. Никто не может так быстро собраться, как Роберт, при малейшем намеке на опасность.
Гэвин снова не выдержал:
– Если она не собирается нас вешать, то...
– То мы найдем способ выбраться отсюда.
– Попытайся выбраться один. Я слишком слаб и буду тебе только помехой.
– Ты сильнее, чем сам думаешь.
Тон Роберта звучал настолько уверенно, что Гэвин почувствовал облегчение. Конечно, это очень благородно пожертвовать собой, но гораздо приятнее, когда жертву отвергают. Другого ответа он, собственно, и не ожидал. Роберт не мог оставить его в беде, как не оставил бы любого другого человека родом из Крейгдью. Роберт обязательно придумает, как им выбраться из ловушки. Он и не из таких передряг выходил.
Перси распахнул дверь перед королевой, и она шагнула в мрачное, темное и сырое помещение. При свете свечи, которую держал Перси, она с трудом могла разглядеть две фигуры, застывшие одна против другой на грубых деревянных топчанах.
– Отведите Гордона в другое место, пусть он побудет там, пока мы не закончим разговор с графом, – приказал Монтгрейв сопровождавшему их тюремщику. – Ее величество желает говорить с его светлостью наедине.
Тюремщик грубо схватил Гэвина за плечо и толкнул его к двери.
– Полегче, болван! – резко сказал Роберт, спуская ноги с топчана. – Пусть он идет сам. Ты что, хочешь, чтобы рана снова начала кровоточить?!
Тюремщик ничего не ответил, но повел юношу, уже не толкая его. Королева искоса бросила взгляд на Гордона, но успела заметить только копну взъерошенных рыжих волос, покрасневшие голубые глаза и густо покрытое веснушками мертвенно бледное лицо. «Боже, какой он юный, – подумала она. – Ему едва ли исполнилось двадцать лет. Странный выбор телохранителя для человека, прозванного Черным Робертом».
– Встань! – сказал Перси, ставя свечу на стол. – Ты что, не видишь, кто почтил тебя своим присутствием?
Темная фигура на топчане даже не шелохнулась. «Высокомерен», – подумала Елизавета. Что ж, эта его черта характера ее вполне устраивала.
– Оставь нас, Перси. – Елизавета шагнула вперед. – Вернешься, когда я позову.
– Но, ваше величество, – запротестовал было Перси. – Это небезопасно. Он может...
– Задушить меня? Чепуха! – усмехнулась она. – Может, он и варвар, но не дурак же. Ступай.
Перси еще немного поколебался, но все-таки вышел и закрыл за собой дверь.
– Теперь, когда он ушел, ты можешь без ущерба для своей гордости выказать мне подобающие знаки уважения, – заметила королева. – Сейчас уже незачем доказывать, что такому храбрецу, как ты, все на свете нипочем.
Наступило молчание. Потом Макдаррен усмехнулся.
– Добрый вечер, ваше величество. – Он встал и поклонился. – Простите, что я ошибся в своих суждениях. Мне казалось, что вам по душе такие позеры, как Монтгрейв.
Лицо Макдаррена оставалось в тени, и как королева ни всматривалась, она не могла различить его черты. Видно было только, насколько он высок и силен.