— Пошли отсюда к чертовой матери! — И на пороге появился капрал. — Где ты пропадал? — спросил он, выходя из хижины.
— Где сержант?
— Выходит.
Я услышал какую-то болтовню по-вьетнамски и голос сержанта Экса: «Да, да». Из хижины вышел сержант и за ним два других солдата.
— Что случилось, Гласс? — спросил сержант. — Поймали его? Мы слышали выстрел.
Я кивнул, собираясь с мыслями.
— А что случилось здесь?
— Ничего особенного. У одной из гуковских старух на рынке произошел какой-то припадок, она потеряла сознание, и все женщины подняли вой. Она там, внутри Я ничего не могу понять на их гуковском языке. Должно быть, на нее подействовала жара. — Он вытер лоб как бы в подтверждение своих слов. — Что это была за стрельба?
— Мальчик бежал по полю. Он уже был далеко, когда Хэммер выстрелил и ранил его в плечо.
Я не хотел отвечать больше того, о чем меня спрашивали, перед другими. Я их не знал. Я хотел рассказать все сержанту, когда мы останемся наедине. Хэммер не знает, что я видел. Надо быть осторожным, но на этот раз я не стану молчать. Я принял такое решение, когда смотрел на испуганные лица женщин на рынке. Жизнь не была нелепой, а смерть не была абстрактной.
— Где Хэммер?
— Сторожит мальчика. На вид ему не больше четырнадцати. Я пришел за вами.
— Хорошо, — сказал сержант Экс, — пошли.
По пути сержант Экс выразил беспокойство по поводу сложившейся обстановки. Он подозревал, что существует связь между обмороком женщины на рынке и попыткой бегства мальчика. Это пахло обдуманным планом. Он предполагал, что мальчик, возможно, был вьетконговцем, оберегаемым крестьянами, по крайней мере некоторыми. Капрал и оба солдата охотно с ним согласились. С чего бы это мальчишке удирать, рискуя жизнью, если он невиновен? Я мог бы привести несколько причин, но не стал их высказывать. Может быть, они и правы, но мне нужно было больше доказательств и меньше домыслов. Даже если мальчик был вьетконговцем, это не оправдывает его убийства Хэммером. Я не мог рассматривать это иначе как преднамеренное убийство.
Хэммер, стоя на том же месте, где я в последний раз его видел, помахал нам.
— Где же гук? — спросил меня сержант Экс.
— Наверное, лежит в траве. — Интересно, как он будет реагировать, когда найдет мальчика мертвым. Ответ не заставил себя ждать.
Увидев лежащего у ног Хэммера мертвого мальчика с открытыми глазами и ртом, Экс обратился ко мне:
— Я думал, он только ранен в плечо.
— Когда я пошел за вами, он был жив.
— Что случилось, Хэммер?
— Этот ублюдок пытался убежать. Пришлось его пристрелить.
— Ты утверждаешь, что он, будучи ранен в плечо, пытался бежать, в то время как ты стоял над ним?
— Ноги-то у него были целы, сержант. Я повесил винтовку на плечо и раскуривал сигарету. Вдруг увидел, что он бежит через траву.
— С каких это пор сторожат гука с винтовкой на ремне?
— Наверное, я не подумал. А что страшного? Еще один мертвый гук.
— Ты должен был оставить его в живых для допроса. Мы даже не знаем, вьетконговец ли он. На вид ему не больше тринадцати лет.
— Он достаточно взрослый, сержант. Эти сопляки умеют обращаться с винтовкой. Мне приходилось иметь дело с ребятами моложе его.
— Да, но ведь у него не было винтовки?
— Не было.
— Очень плохо. Это облегчило бы твое дело.
— Какое дело? Вы видели, что он пытался убежать. Вы сказали: «Догони его». Я и догнал.
— Переверните его.
Капрал встал на колени и перевернул тело вниз лицом. На затылке, под самой линией волос, зияло пулевое отверстие.
— Чистая работа, Хэммер, — сказал сержант. — Значит, гук пробирался через траву, а?
— Да, но он ушел не очень далеко, метров на десять, когда я снял с плеча винтовку и выстрелил.
— Одним выстрелом, а?
— Больше мне и не надо было. Когда я ранил его в плечо, он ушел метров на тридцать в поле, а этот мальчишка не очень-то большая мишень. — Хэммер был явно доволен собой. — Я был самым метким стрелком во всем батальоне.
— Особенно на десять метров, а может быть, меньше, а?
Хэммер ничего не ответил.
Сержант оглядел нас всех:
— Возвращаемся в деревню и продолжим проверку. Я уверен, что крестьяне сейчас наблюдают за нами. А когда они найдут этого гука, вряд ли мы им очень поправимся. Понимаете? Если этот парень чист, они могут поднять скандал. — Он поглядел на Хэммера. — Надеюсь только, что он не сын какого-нибудь деревенского старейшины.
— Чепуха, сержант, — сказал Хэммер. — Я простой солдат, а не политик. От меня требуется убивать гуков, не так ли?
— От тебя требуется выполнять приказы. Твоя дурацкая история неубедительна. Во Вьетнаме не найдется ни одного американского солдата, который поверил бы, что этот мальчишка пытался убежать с дырой в плече.
— Вы хотите сказать, что я вру?
— Я хочу сказать, что ты дерьмо, и будь у меня хоть один свидетель, я бы тебя жестоко наказал.
Хэммер был ошеломлен.
— Не понимаю эту идиотскую войну. Я делаю свое дело, убиваю гуков, как меня учили, а теперь вы говорите, что я не прав.
— Ты убил раненого мальчишку и испортил все дело. Может быть, ты настроил против нас всю деревню. Не знаю. Надеюсь, что нет. А теперь пошли отсюда. Нельзя здесь оставаться.
— Как насчет той гуковской женщины, которая сидела рядом с чарли на похоронах? — с тревогой спросил Хэммер. — Вы нашли ее? Может быть, она что-нибудь знает?
— Да, я думал об этом. Надо выяснить.
На обратном пути я только и думал о том, как сказать сержанту Эксу, что у него есть этот один свидетель. Я не знал, когда представится такая возможность, но надеялся. Хэммер следил за мной с подозрением, но я ничем не показывал, что ему есть о чем тревожиться. Втайне я чувствовал огромное облегчение. Если сержант Экс готов применить наказание, это мой человек.
Хотя похоронная церемония еще продолжалась, среди плакальщиц у гроба той женщины не было, а шансы отыскать ее в деревне были невелики. Никто из нас не мог бы с уверенностью ее опознать, а в деревне с множеством пожилых вьетнамок, которые для нас были все почти на одно лицо, наши поиски представлялись более чем безуспешными. Языковой барьер мешал нашим попыткам что-либо узнать, а если кто-то из местных жителей и понимал по-английски, он это скрывал. В своем рвении Хэммер заглядывал в лицо чуть ли не каждой женщине на рынке, некоторых пытался грубо расспрашивать. Но всякий раз женщина смотрела на него с растерянностью и страхом и молчала. Стала очевидной скрытая враждебность по отношению к нам, и все больше женщин покидало рынок и возвращалось в свои хижины. Наконец сержант Экс приказал прекратить поиски. Наше присутствие тревожило жителей, создавало напряженную обстановку на обычно оживленном рынке.
Однако у нас был приказ, и сержант Экс был не тот человек, который оставил бы его невыполненным.
