— Он был превосходным стрелком.
— Да.
— Если он был уверен, что гуки убиты, зачем вы пошли в поле?
— Хэммер хотел взять их автоматы.
— А на каком расстоянии вы были друг от друга, когда пошли в поле?
— Три-четыре метра.
— Вы шли параллельно?
— Нет. Хэммер шел первым. Я шел немного позади и правее.
— Так? — Он нарисовал на листке блокнота два кружка и подвинул его мне через стол.
— Примерно так, — сказал я.
— И что произошло потом?
— Я говорил вам, сэр.
— Повторите еще раз.
— Гук открыл огонь и попал в нас.
— В нас?
— Он прошил Хэммеру живот и задел мне ухо, прежде, чем я его убил. — Я потрогал кончик уха.
— Да, я только что получил медицинское заключение. Это просто поверхностная рана. Вам действительно повезло, Гласс. Хэммер подрывается на собственных гранатах, а вы отделываетесь пустяком. Трудно поверить. — Он пристально посмотрел мне в лицо, и его глаза сузились. — Я говорю с вами откровенно, Гласс. Не могу себе представить, чтобы Хэммер стал так рисковать. Он должен был быть абсолютно уверен, что гуки убиты.
— Он меня убедил. Я не хотел идти в поле.
— Да. Вы взяли их автоматы?
— Нет, сэр. Я поскорее смотался.
— Откуда же вы знаете, что убили этого гука?
— Он больше не стрелял. После того как я выпустил по нему очередь, стало страшно тихо. Я знаю, что убил его.
— Я послал за Хэммером вертолет. Медики должны тщательно его обследовать, прежде чем отправят тело.
Было ясно, на что он намекает, и я чувствовал сильное искушение сказать ему, как мне действительно повезло, что медики найдут только осколки гранат, а не винтовочные пули, которые их взорвали.
— Он в ужасном виде, — сказал я. — Гранаты его прямо распороли. Страшно было на него смотреть. Но медики, наверное, привыкли к такому. Они видели все. Я слышал, что они здорово латают, если лицо в порядке.
— Вы действительно невозмутимый тип, Гласс.
— Сэр?
— Я знаю, что вы имели зуб против Хэммера. Почему вы не признаетесь в этом? Вы рады, что он погиб.
— Нет, сэр. Я просто рад, что это случилось не со мной. Это вполне естественно.
Я с раздражением оттолкнул блокнот. Хотя у лейтенанта не было никаких доказательств против меня, разговор меня встревожил. Я был уверен, что он назначил меня в этот ночной патруль в расчете на совершенно иной исход. Меня приводила в бешенство его тактика расстановки ловушек, и моя враждебность вылилась наружу.
— Почему вы назначили меня и Хэммера в один и тот же патруль, хотя обещали этого не делать?
Мой вопрос насторожил его, но он быстро овладел собой:
— Список составлял помощник командира взвода. Это был обыкновенный ночной патруль для охраны базы.
— Но вы видели список, сэр, не правда ли?
— Да. — Он не отрывал от меня глаз. — Я не подумал об этом. Были дела поважнее. Хэммер вышел из того дела незапятнанным. У него не было никакой злобы на вас, не правда ли?
Он испытующе следил за мной, и я начал раскаиваться, что поднял этот вопрос, но все же продолжал настаивать:
— Хэммер знал, что я был у вас по тому, другому делу?
— Чего вы добиваетесь, Гласс? Что вас тревожит? Можете быть со мной откровенны. — Он фальшиво улыбнулся.
— Ничего. Абсолютно ничего, сэр. Просто я был удивлен, увидев Хэммера вчера вечером после того, что вы мне обещали.
— Он говорил вам что-нибудь относительно того, другого эпизода?
— Нет, сэр. Он был, в общем, настроен довольно дружелюбно.
— Но вы относились к нему с подозрением, не так ли?
— Нет, сэр. Я был просто удивлен, как я сказал.
— Скажите, Гласс, чья идея была отправиться за гуками?
— Хэммера. Он прямо-таки сгорал от нетерпения и уговорил начальника патруля.
— Почему с ним не пошел Лоутон? Я спокойно встретил испытующий взгляд лейтенанта.
— Хэммер хотел пойти со мной. Сержант не возражал.
— Наверное, вы боялись остаться наедине с Хэммером, если думали, что он знает, что вы на него накапали?
— Да, я думал об этом и был вдвойне осторожен.
— И решили убить его, прежде чем он убьет вас? Теперь были поставлены точки над «i», и я дал ему отпор:
— Хэммера убил чарли, лейтенант, и зацепил меня. Не мог же я прострелить собственное ухо из винтовки! Это слишком мудрено.
Лицо лейтенанта вспыхнуло.
— Вы наглец, Гласс! Вам здесь не ужиться. И я с вами рассчитаюсь. А теперь убирайтесь отсюда к чертовой матери!
Его ярость меня удивила. Я не ожидал, что он взорвется. Но я был доволен. Теперь я знал, в каком положении нахожусь, хотя мало чем мог помочь себе. Я встал, небрежно отдал честь, глядя на его макушку, и оставил его угрюмо уставившимся на наметки в блокноте. Ему было о чем поразмыслить, да и мне тоже.
Конечно, мне здесь не ужиться, но я торжествовал свою маленькую победу. Однако это длилось недолго. Провал плана лейтенанта тревожил меня. Он мог послать меня с другим Хэммером. В конце концов он найдет способ от меня избавиться. Что я мог сделать?
Вечером, покуривая травку, чтобы снять напряжение, я тешил себя мыслью о том, что неплохо бы закатить взведенную гранату в палатку лейтенанта, пока он спит. А почему бы и нет? Это было бы не так уж необычно. Я уснул с этой мыслью и спал крепко.
На следующее утро на доске объявлений появился приказ, два пункта которого представляли для меня особый интерес.
Рядового Ричарда Хэммера, убитого в бою, добровольно вызвавшегося уничтожить засаду противника и выполнившего это ценой жизни, представить посмертно к ордену «Бронзовая звезда».
Рядовому Дэвиду Глассу явиться к дежурному сержанту взвода за получением распоряжения о переводе в Кэмп-Джордан, в третью кавалерийскую (аэромобильную) дивизию в Лонгхоа.
Решение лейтенанта Колдрона о моем переводе было неожиданным. Я вздохнул с облегчением и подумал, что это счастливое решение для нас обоих. Возможно, он прочитал мои дурацкие мысли.
Вручая мне командировочное предписание, дежурный сержант сказал:
— Отправляешься сегодня после обеда, Гласс. Когда прибудешь и Кэмп-Джордан, получишь назначение бортовым стрелком вертолета. Это хорошая, чистая работа. Не придется больше пробираться через заросли. Ты счастливчик, Гласс.
— Да.
— Скажи, ты не был вчера в том патруле с Хэммером?
