Сначала я подумал, что опять нахожусь во Вьетнаме в санитарном вертолете, но белый халат рассеял это впечатление. Я чувствовал, как пальцы медика засовывают марлевый тампон в мой живот, и стиснул зубы от боли.
— Что случилось? — с трудом проговорил я.
Он перевел взгляд с моего живота на лицо и заморгал от удивления.
— Ты пытался убить президента, парень.
— Но не убил?
— Нет, но ранил его адъютанта.
— Тяжело?
— Не как тебя. Только в плечо. Он амбулаторный. Я закрыл глаза. Боль прокатывалась по телу бесконечными волнами. Пальцы медика сильнее нажали на живот. Я скривился от боли.
— Как мои дела?
— У тебя большая дыра в животе, парень. Но ты в сознании. Это хорошо. Если мне удастся остановить кровотечение и мы вовремя доберемся до госпиталя, ты можешь выжить.
Я застонал под нажимом его рук. Казалось, он пересчитывает кости на моей спине. Издалека донесся его голос: «Несчастный ублюдок». Потом сирены утихли в моей голове и я снова впал в беспамятство.
В госпитале мне спасли жизнь, чтобы я мог предстать перед судом за попытку покушения на жизнь президента Соединенных Штатов.
Ну вот, теперь вы знаете, почему я сижу в тюремной камере в ожидании суда. Разве это не абсурд? И все случилось потому, что я просто хотел сказать президенту правду.
Да, я стрелял в адъютанта, но это была вынужденная мера самообороны. Дело было так. На меня вдруг бросились охранники. Один из них ранил меня в живот, а адъютант все шел на меня. Я выстрелил ему в плечо, чтобы только остановить его, не надо говорить вам, как метко я стреляю. Вот и все.
А знаете, что говорят те, кто был в Розовом саду? Говорят, что я угрожал жизни президента. Почему он отскочил от меня? Почему адъютант направил на меня пистолет? Почему я вырвал у него пистолет и выстрелил, когда он бросился между мной и президентом?
Но я спрашиваю вас: зачем мне понадобилось бы убивать президента в Розовом саду Белого дома перед всеми свидетелями? Это было бы безумием, не правда ли?
11
Маленький толстенький человечек в полуочках, сдвинутых на кончик носа, вошел в мою камеру и вскарабкался на жесткий стул против моей койки, который принес надзиратель. Он не доставал ногами до пола и выглядел очень комично. Я отодвинул в сторону столик с пишущей машинкой и удобно уселся на койку, прислонившись спиной к стене. Он посмотрел на меня через очки.
— Я доктор Уайли, — представился он и уже не выглядел комичным.
— Как это пишется?
— У-А-Й-Л-И.
— Вы оправдываете свою фамилию[5]?
Он не улыбнулся.
— Вы психиатр, назначенный судом, чтобы обследовать меня?
— Правильно.
— Установить, нормальный я или ненормальный?
— Я просто хочу задать вам несколько вопросов.
— Валяйте, — усмехнулся я.
— Как вас зовут?
— Дэвид Гласс — как стекло, но я не такой прозрачный.
Это его не рассмешило.
Oн достал из кармана маленький блокнотик и золотой карандаш и что-то записал.
— Что вы записали? — спросил я. Он ответил без колебания:
— Больной представляется смешливым и веселым.
— Спасибо. Но я не больной, доктор, я заключенный.
— Сила привычки, — сказал он. — Вы заключенный. Вы знаете, почему находитесь здесь?
— В этом вопросе нет ничего коварного. Меня обвиняют в попытке убить президента, и я совершенно здоров.
— Когда вы угрожали жизни президента?
— Я встретился с президентом в августе.
— Не помните, какого числа?
— Это что, испытание на память?
— Это просто вопрос, относящийся к делу.
— Двадцать восьмого августа.
— В какое время?
— Вскоре после десяти часов утра.
— Где состоялась встреча?
Меня раздражала простота его вопросов, но я продолжал отвечать.
— В Розовом саду Белого дома, — сказал я и добавил: — Меня вызвали туда для вручения ордена Почета.
— Какое сегодня число?
— Шестнадцатое октября.
— И где вы находитесь?
Я изумленно поглядел на него.
— Что это за место?
— Блок строгой изоляции Лортонской тюрьмы в штате Мэриленд. — Я потерял терпение. — Я не обязан говорить врачу ничего, кроме имени, чина и личного номера. Дэвид Гласс, рядовой армии Соединенных Штатов. Личный номер семь-шесть-пять-четыре-три-два-один. Легко запомнить, как и все прочее, что случилось со мной в армии. — Я опять улыбнулся, он — нет.
— Вы считаете меня врагом?
— Скажем, я не считаю вас другом.
Он не настаивал.
— Вы сказали, что награждены орденом Почета.
— Да, сэр. Но я не могу показать вам орден. Он был на ленте, и его отобрали вместе с шнурками от ботинок и поясом. Мне не разрешают иметь ничего, на чем можно было бы удавиться. — Я рассмеялся.
— Что вы находите смешного?
Я показал на машинку.
— Когда я попал сюда, мне разрешили пользоваться машинкой. Им не пришло в голову, что в ней есть достаточно длинная лента, чтобы сделать петлю и повеситься, если бы у меня было такое намерение. Но я только хочу печатать. Надеюсь, вы не скажете об этом начальству, иначе у меня отберут машинку.
— Даю слово. Что вы пишете?
— Так, кое-что для адвокатов, — солгал я. — Чтобы облегчить им защиту в суде.
— А когда состоится суд?
Он опять вернулся к проверке датами. Интересно, как этот человек ориентируется во времени.
— Должен начаться двадцать третьего ноября.
— Остается только месяц.
— Пять недель, — поправил я.
В течение нашей беседы он продолжал делать записи в блокноте, но они меня больше не интересовали.
— Почему вы пытались убить президента?
