сегодня у себя в комнате.
— Пиршество? …
— Ну да. Сегодня праздник. Наконец-то Раис Джовар приволок за уши этого американского пса! — Издевательский хохот Зу резал слух, а сама она не спускала с Алекс глаз.
Алекс не улыбалась. И, как назло, не смогла придумать подходящий ответ. Но насколько она могла судить, Зу не имела возможности разгадать истинные чувства, питаемые Алекс к Блэкуэллу. Или она умудрилась подслушать одно из бесконечных обсуждений Деви-капитана, которые вели они с Мурадом? Или она вызнала, что Мурад старается расспросить про «Жемчужину» и ее капитана? Только теперь Алекс поняла, что до сих пор она вела себя слишком неосторожно. Впредь следует быть более осмотрительной.
— Ты что, язык проглотила? — спросила Зу.
— Нет. Я удивилась, — выдавила Алекс. — Ты разве забыла, Зу, что я родилась в Америке?
— Я полагала, что ты давно стала мусульманкой, одной из нас, — пропела Зу. Они посмотрели друг другу в глаза. У Алекс пересохло во рту.
— Старые привычки трудно изжить.
— Что?
— Ничего. Ведь он такой же человек, как ты и я, и ему сейчас, наверное, очень больно. И потом, он тоже американец, и я ему сочувствую.
— Понятненько.
— А что с ним сделают? За него назначат выкуп?
— Ну уж нет! — выпалила Зу. — Раис Джовар и слышать не хочет про выкуп! Еще бы, после всего, что натворил этот неверный! Нет, раис Джовар воздаст ему по заслугам, он будет мучить и унижать его точно так же, как сам был унижен из-за него пашой, когда потерял «Мирабуку»!
— Что же он сделает? — прошептала в ужасе Алекс.
— Поступит согласно обычаям! — злорадно прошипела Зу.
— Обычаям? — Алекс рванулась вперед, схватила Зу за руки, нимало не заботясь о том, что может выдать себя. — Каким обычаям?
— Как, ты прожила здесь уже год — и не знаешь, как здесь принято обращаться с пленными?
Алекс затрясла головой.
Злорадная улыбка Зу исчезла. Карие глазки жестоко прищурились:
— Он станет пытать американского пса точно так же, как стал бы пытать любого пленного. И для начала завтра он выставит его на всеобщее посмешище на бедестане!
— На всеобщее посмешище?..
— А потом продаст с торгов!
Заполнившая бедестан толпа возбужденно гудела.
Пленение Деви-капитана, разнесшего в щепы четыре корабля паши, воспринималось как личная победа всеми жителями Триполи. Мурад старался не потерять из виду Алекс, протискивавшуюся между зевак, собравшихся на невольничьем рынке.
Победители решили растянуть аукцион по продаже экипажа «Жемчужины» на три дня, включая продажу самого Блэкуэлла.
— Алекс! — дернул ее за рукав Мурад. — Опусти же наконец глаза!
Алекс не обратила на него внимания. Она задыхалась. Стояла ужасная жара, но ее бил озноб. Она наконец-то увидит Блэкуэлла, она наконец-то встретится с ним — вот только обстановка не совсем подходящая.
Ей удалось протолкаться в первый ряд. В центре бедестана была мощенная булыжником площадка, на которой устраивали торги. Несколько улиц, подходивших к бедестану, кончались тупиками и служили естественной оградой рынку, один угол которого, предназначенный для покупателей, оставался затененным пышными финиковыми пальмами. Обычно на рынок выставлялись все имевшиеся на продажу рабы — но только не сегодня. Сегодня бедестан должен был послужить местом для кошмарного спектакля и был непривычно пуст.
— Паша тоже горит желанием оскорбить и унизить Деви-капитана, — шептал ей на ухо Мурад. — Он сам приказал, чтобы сегодня никто не выставлял на продажу других рабов.
— И что он собрался делать, Мурад? — От горя у Алекс щемило сердце. — Он купит его? Или велит пытать?
— Если бы я знал!
Внезапно раздались крики. Появился паша на черном жеребце, стремя в стремя со своим сыном. Алекс поспешно потупила взор, однако оба правителя, окруженные вооруженной до зубов личной гвардией, интересовались лишь предстоящим зрелищем.
— Ведут! — хрипло выдохнул Мурад.
У Алекс замерло сердце. Она увидела группу людей, двигавшихся по одной из улиц на площадь. Впереди выступал раис Джовар, его лицо искривила злорадная улыбка.
За ним шли янычары. И вдруг Алекс охнула.
Тот, кто шел в самом центре группы, оказался не только закованным в цепи — он был совершенно нагим.
И вот Блэкуэлла в окружении янычар вывели вперед, в центр невольничьей площади. Он гордо поднял голову. Высокий, выше, чем думала Алекс — не меньше шести футов четырех дюймов, — он выделялся даже среди рослых янычар. Невероятно мощное и в то же время прекрасно сложенное тело — ему позавидовал бы любой игрок в регби — поражало развитыми мышцами, перекатывавшимися под гладкой кожей. Огромное железное кольцо на левой ноге соединялось тяжелой цепью с такими же кольцами на руках.
Алекс застыла, упиваясь его обликом. И в то же время ее сердце ныло от боли и сострадания.
По крайней мере его не били.
В глазах Блэкуэлла читались железная воля и неукротимый дух. Его красота и обаяние оказались еще более неотразимыми, чем на портрете. Он стоял там, как прекрасный Дионис среди беснующихся морских разбойников. Казалось, ему нет дела до всех этих людишек, тщетно пытающихся унизить его.
Боже, как он красив! Ее сердце сейчас разорвется от любви к нему. Она закрыла глаза, чтобы не заплакать.
Алекс не замечала, что до боли вонзает ногти себе в ладони. Она раскрыла глаза и снова впилась в него взором. «Взгляни на меня! — молила она безмолвно. — О, пожалуйста, взгляни на меня, я здесь, перед тобою!!!»
Но капитан отсутствующим взглядом смотрел поверх голов. О, Алекс знала, что скрывается за этим равнодушным видом! Какая боль, отчаяние, ненависть бушуют в его душе.
Ее смертельно ранил вид его фигуры, закованной в кандалы. Быть так близко — и не иметь возможности подойти, прикоснуться к нему, улыбнуться, заговорить, нет, это невыносимо! Они сбегут отсюда, сбегут вместе. И как можно быстрее. Боже милостивый, у них просто нет иного выхода!
Ибо когда Алекс вот так стояла и глядела на него, для нее переставало существовать все, кроме Ксавье Блэкуэлла. Весь этот Триполи, толпа зевак, раис Джовар, паша, воины, лошади и собаки, Джебаль — звуки и образы бледнели и выцветали, словно их не было и в помине.
И оставались лишь он и она — два пленника, попавшие в неволю в Триполи в девятнадцатом веке.
Блэкуэлл вздрогнул, словно очнувшись, и в тот же миг взглянул прямо на нее. Их глаза встретились. Она обомлела.
И он тоже. Его темные глаза ошеломленно раскрылись.
Глава 10
Ксавье лежал на холодном каменном полу каземата. Он был один. Его снедала тревога за судьбу остального экипажа и самого корабля, однако он заметил, что ему все труднее и труднее думать о побеге, составлять план. Взгляд огромных миндалевидных глаз преследовал его.
Вот опять, безуспешно стараясь выбросить его из головы, он лишь испытал странное томление в груди и подумал, что вот-вот задохнется в своей тесной клетке.
Кто она такая? Вот что он хотел узнать сейчас любой ценой.
