сейчас в своей постели, то просыпаясь, то засыпая снова, и старается прийти в себя после тревожной ночи.
Крисси снились сны. Страшные, изматывающие сны, в которых ей кто-то отчаянно дозванивался, но голос в трубке постепенно затихал, растворялся в электронном свисте и шипении. За неудачной попыткой телефонного разговора следовали бурные заключительные пререкания с самозванкой, которая заявляла, что она сестра-двойняшка Крисси.
– У меня нет сестры-двойняшки, – возмущалась Крисси. – Ты даже ни капельки на меня не похожа. – И хотя она знала, что действительно приходится сестрой той женщине, ее жизнь каким-то образом зависела от того, сможет ли она опровергнуть этот факт и не признать свою ошибку.
– Почему? – злилась сестра-двойняшка. – Почему ты никому обо мне не рассказала?
Но полемический запал угас, когда снова зазвонил телефон, и Крисси отбросило в начало сна, где она держала трубку и плакала, потому что не могла понять, кто же там, на другом конце.
Джеймс тоже видел сны. Ему грезилось, что он привязан ремнями к больничной койке и что кожаные тиски страшно натерли ему ноги, руки и шею. Комната сияла белизной. Никого больше в ней не было. Из капельницы в его вены поступал по трубке лекарственный раствор. Вторая пластиковая трубка была введена в нос. Еще одна трубка отсасывала от сердца желчь и кровь. Каждый час раздавался звонок электронной сигнализации, сообщая о прохождении через капельницу очередных десяти кубических сантиметров жидкости тигровой окраски. От этого устрашающего звука Джеймс все время вздрагивал. Его сердце всякий раз болезненно сжималось, и казалось, что жидкость в трубке – почему-то не терявшая своей черно-желтой окраски – вибрирует в такт учащенному сердцебиению. В комнату вошла медсестра, и Джеймс поинтересовался у нее насчет жидкости. Она ответила, что этот раствор жизненно необходим сидящему в нем червю-паразиту и что червь погибнет, если его не питать.
В этот вечер к обеду приехали Доминика и Патрис. Их пригласили накануне, вне зависимости от того, будет присутствовать Джеймс или нет, и теперь они почувствовали облегчение, застав его дома. Они были достаточно тактичны, чтобы поднять вокруг него веселую суету и в то же время не касаться вопроса о его исчезновении. Когда Патрис преподнес ему большую оплетенную бутыль местного вина, Джеймс налил себе бокал и взял на себя смелость провозгласить, что вино превосходно. По крайней мере, на взгляд пары французов, создавалось впечатление, что все вернулось к норме.
Джесси беспокоилась за отца, но обед прошел удачно, в непринужденной обстановке, во многом благодаря неизменному юмору Патриса. Однако атмосфера в этот вечер слишком уж располагала к фривольности. На протяжении всего обеда Доминика обмахивалась веером. Женщины были одеты в ситцевые платья, постоянно прилипавшие к коже. Вино лилось рекой, и пили не столько чтобы опьянеть, сколько чтобы остыть, однако достигнуть первой цели оказывалось значительно легче. Сабина тот и дело откидывала волосы с шеи, и каждый раз Мэтт украдкой ловил ее взгляд. Почти весь вечер Рейчел хранила молчание. Она еще не сбросила тяжкое бремя обиды, которую ей нанесли за завтраком. Джеймс разговаривал то по-французски, то по-английски, преимущественно с Доминикой и Патрисом. За исключением тех минут, когда Патрису удавалось рассмешить Крисси, она пребывала словно в трансе – от жары и усталости. Джесси спокойно поглощала пищу, так же как и Бет; им обеим было стыдно за утреннюю вспышку матери.
– Патрис предсказывает, что разразится сильнейшая гроза, – произнес Джеймс, когда беседа могла вот-вот зайти в тупик.
– Ну и пусть, – отозвался Мэтт. – Мы же слышали сегодня гром, правда, Сабина?
Джеймс поднял глаза:
– Вот как?
– Да-да, – быстро подтвердила Сабина. – Сегодня утром. Очень далеко. Похоже, гроза приближается.
Мэтт сменил тему, неожиданно вскочив, чтобы показать подготовленный к вечеру сюрприз. Он передвинул стол, иначе расставил стулья и превратил таким образом патио в зрительный зал. Самые лучшие места он предложил Джесси и Бет.
– Что он еще задумал? – пробубнил Джеймс, наливая себе очередной стакан местного вина.
– Понятия не имею, – задумчиво отозвалась Крисси.
– Позволим девочкам выпить немножко вина, раз уж такое дело? – выкрикнул Мэтт и сам себе ответил: – Думаю, позволим. Сабина, может, ты об этом позаботишься?
Джесси очень удивилась, когда Сабина его послушалась и протянула ей и Бет по полстакана каждой – словно так и полагается. Получалось, таким образом, что Сабина позволила Мэтту нарушить установленное ею правило – детям вина не давать, тогда как та же Сабина сегодня утром внезапно запретила Джесси выйти погулять с Крисси. Если Крисси и обратила внимание на это противоречие, виду она не подала. Доминика расспрашивала Рейчел, Патрис допытывался у Джесси, Бет тормошила Сабину, и все смеялись и спрашивали друг друга, что происходит. Наконец Мэтт вытащил огромную коробку из багажника своей машины. Перед тем как открыть ее, он распорядился:
– Патрис, найди мне, пожалуйста, несколько пустых винных бутылок. Загляни под кровать Джеймса.
– Xa-xa, – неискренне засмеялся Джеймс.
– Джеймс, принеси молоток и пару гвоздей. Пожалуйста. И не беспокойся, никто не собирается стащить твой бокал. Можешь мне поверить, приятель. Рейчел, ведро воды, если не трудно.
Мэтт дождался, чтобы все выполнили данные им поручения и снова собрались; только тогда он открыл коробку, и оказалось, что в ней – целая коллекция всевозможной пиротехники. Он попросил Патриса расставить ракеты в бутылки, в то время как сам поспешил прибить «огненное колесо» к деревянному столбу старой конюшни.
– Обожаю фейерверки! – взвизгнула Доминика.
Сабина наклонилась над коробкой:
– Они, наверное, стоили тебе целое состояние!
– Мэтт верен себе, – сказала Крисси. – Лишь бы спустить все на ветер… то есть на дым.
Прежде чем запустить первую ракету, Мэтт призвал к тишине.
