«немецких христиан». 31 мая 1934 г. на Синоде в Бармене протестантское духовенство создало «правомочную Германскую Евангелическую Церковь», которую также называли за их преданность христианской вере «Исповеднической Церковью» (уже в следующем 1935 г. пошли аресты ее пасторов). На процитированное выше заявление Керрля она вскоре ответила своим открытым обращением: «нельзя отрицать того, как, впрочем, это делает рейхсминистр Керрль, что Христос является Сыном Божьим».[577]
В итоге «немецким христианам», уже в 1933 г. распределившим между собой места епископов будущей единой Имперской евангелической Церкви, не удалось завоевать в рядах верующих лидирующих позиций. Аппаратные действия, которыми Керрль пытался пролоббировать образование Имперской церкви, успехами в итоге также не увенчались: «В марте 1938 г. Борман при поддержке органов имперской безопасности дезавуировал все попытки Керрля по созданию «лояльной» Церкви».[578] Точно так же, как мы видели выше, в конце 1939 — начале 1940 г. Борман дезавуировал попытку Розенберга создать государственную языческую церковь.
Слишком уж половинчаты оказались эти «немецкие христиане» — все-таки слишком они были христианами для противников апостольской веры и чересчур уж активными ее разрушителями и приспособителями для своих нужд для верующих христиан. В итоге и этому варианту «национальной религии» не дали «сверху» дальнейшего развития. Хотя «немецкие христиане» продолжали заниматься «очисткой» Библии от «еврейского влияния», в 1939 г. их тюрингский Национальный союз немецких христиан даже основал в г. Эйзенах Институт по исследованию и ликвидации еврейского влияния на немецкую церковь (Institut zur Erforschung und Beseitigung des jdischen Einflusses auf das deutsche kirchliche Leben).[579] Одной из осуществляемых в нем, непосредственно под руководством директора Вальтера Грундманна (одного из видных деятелей «немецких христиан»), задач стало создание «деиудаизированной» Библии. Это достигалось выбрасыванием из нее всех еврейских слов (звучащего в молитвах «аллилуйя», от древнееврейского «халлелуйя» — «хвалите Бога»[580]), имен, названий (даже таких как родная область Иисуса — Галилея и священный город Иерусалим).[581] В 2006 г. в прессе появились сообщения о том, что «исправленная» Библия была все-таки завершена и издана в 1941 г. большим тиражом. Ее разослали по тысячам церквей в оккупированной нацистами Европе, однако практически все ее экземпляры были сожжены возмущенными верующими, но некоторые сохранились и сейчас найдены в архивах.[582]
С Керрлем, как уже было показано выше, фактически перестали считаться уже в 1938 г. (Лей проигнорировал, например, его просьбы отвести в строящемся заводе «Фольксваген» место для церкви) и после его смерти (при довольно неясных обстоятельствах) 14 декабря 1941 г. пост министра по делам вероисповеданий так и оставался незанятым. А с упомянутой выше Мемориальной церкви Мартина Лютера в Берлине в 1942 г. нацисты тоже сняли колокола на переплавку, хотя прихожане церкви всячески поддерживали их и даже изобразили на колоколах огромные свастики.
Хотя, конечно, и языческое, и «расово-христианское» течения веры не были запрещены и продолжали какое-то время развиваться, имея какое-то ограниченное число близких к нацизму адептов вплоть до самого крушения Рейха. Но перспективы занять в будущем место государственной религии Третьего рейха они утратили, равно как к началу 40-х гг. утратили свое влияние их крупнейшие представители — Альфред Розенберг и Рихард Вальтер Дарре с одной стороны, Людвиг Мюллер и Ганс Керрль — с другой.
Из причин неудачи двух первых вариантов «национальной религии» можно назвать (кроме личных качеств и влияния их представителей во власти) прежде всего следующие.
За редким исключением вроде Розенберга, Дарре и Гиммлера, аппарат нацистской партии и его руководство состояли из людей, в принципе отрицательно относившихся к любому «мистицизму». Вот записи из дневника Геббельса (солидарного с приводимыми им оценками Гитлера) за апрель 1941 г.: «Фюрер ярый противник всего мистического».[583] «Он ненавидит мрачность и противоестественность мистицизма. Ему по душе вразумительность, ясность, красота. [И] это также жизненный идеал нашей эпохи. Тут фюрер совершенно передовой человек».[584]
Точно так же глава партийной канцелярии Борман в своем известном письме от 9 июня 1941 г. о том, что «национал-социалистические идеи и христианство несовместимы», как к примеру отношения к христианству прямо апеллировал к запрету в Рейхе «оккультистов» и прочих подобного рода мистиков: «Так же как было пресечено относительно безобидное влияние астрологов, ясновидящих и прочих проходимцев, государство не должно допускать восстановления былого влияния церкви».[585]
Кроме того, появление новой, сильной и объединяющей массы церкви — Имперской евангелической под руководством «немецких христиан» или некоей неоязыческой — уже в ближайшее время грозило оформлением нового центра притяжения людей и влияния в обществе, который мог в перспективе даже соперничать в этом плане с НСДАП, встав на место гонимой Католической церкви. Этого также никто из нацистского руководства не планировал допускать. Вспомним, что и в Вартегау, ставшей с 1941 г. своеобразным «полигоном» для внедрения в жизнь религиозной политики нацистов, языческие капища или «ариизированные» кирхи никто не строил — они планами и не предполагались.
Таким образом, чтобы ликвидировать влияние и роль Церкви, взять под контроль души людей, оставшихся без нее, и при этом не допустить появления новой (пусть даже вполне «истинно-арийской») церкви — НСДАП во главе с Гитлером сама должна была занять эту нишу, а национал-социалистические идеи — место христианства.
О таких планах уже вскоре после прихода нацистов к власти записал 7 августа 1933 г. в своем дневнике Геббельс: «Против церкви. Мы сами станем церковью».[586] За пять лет до этого, будучи еще гауляйтером Берлина, он доверил дневнику такие мысли: «Что такое для нас христианство? Национал-социализм — это религия. Нам не хватает только религиозного гения, который отверг бы старые, изжитые догмы и построил бы новые. Нам не хватает ритуала. Национал-социализм должен стать государственной религией немцев». «Моя партия — моя церковь».[587]
Это несколько неожиданная концепция, но именно она является третьим независимым вариантом между культами языческих божеств и христианством. Так, в императорском Риме, с уже исчезающей верой в олимпийских богов, существовал государственный культ «божественного Августа». Храмы с его статуями и молитвы в честь Октавиана Августа появились уже при его жизни, хотя напрямую богом его не называли (назвал так Августа уже после смерти наследовавший ему пасынок Тиберий). Вслед за Августом свой культ насаждали все последующие императоры (беспощадно преследовавшие христиан).
Геббельс отметил в своем дневнике после беседы с Гитлером 8 апреля 1941 г.: «Фюрер — один из приверженцев античности».[588] «Эпоха Августа для него кульминационный пункт в истории».[589] Профессор Д. Вайс также отмечает, что «тайное восхищение Гитлера вызывали отнюдь не германские варвары, а император Август. Как показал недавно проведенный сопоставительный анализ текстов, отчетный доклад Гитлера 1939 г. был даже построен по образцу описания одного из деяний римского императора 13 г. н. э.».[590]
Сам созданный в Третьем рейхе статус «фюрера германского народа» очень походил на императорский (даже не кайзеровский). Как точно отметил в конце 1940 г. работавший в Германии американский журналист Уильям Ширер: «В настоящее время, с точки зрения подавляющего большинства его соотечественников, он достиг такой вершины, какой в прошлом не достигал ни один правитель Германии. Он стал — еще при жизни — мифом, легендой, почти божеством, с такой же степенью святости, какую японцы приписывают своему императору. Для многих немцев он фигура далекая, нереальная — сверхчеловек. Он для них непогрешим. Они говорят так, как говорили многие народы о почитаемых ими богах: «Он всегда прав».[591]
Надписи того периода, которые описывает в своем исследовании о культе императора в Римской империи И. Свенцицкая, такие, «как в Галикарнасе: в надписи из этого города сказано, что бессмертная и вечная природа дала людям величайшее благо, Цезаря Августа, «Отца своего отечества богини Ромы»,
