Девочка молча кивнула.
Он ждал, что она скажет что-нибудь еще, но Анна продолжала молчать. Тогда он сказал как можно беспечнее:
– Разве ты боишься призраков?
Его сердце бешено колотилось от предчувствий… и надежды. Быть может, Анна видела призрак Лайонела?
– Нет, я не боюсь призраков, – ровным голосом произнесла девочка. – И особенно того, которого видела сегодня.
– Тогда я ничего не понимаю. Почему ты прячешься?
– Я боюсь вашего брата.
– Что?! – в недоумении и смятении переспросил он.
– Мне не нравится лорд де Вер, – прошептала она, отвернув от Гаррика покрасневшее личико.
Он не знал, что и думать. Анна видела призрака, но не испугалась, зато испугалась его брата. Но ведь Лайонел не настоящий брат, он мошенник, разве не так?
– Лайонел здесь, – осторожно сказал он, внимательно глядя на Анну.
– Я знаю, – ответила она, и эти слова можно было толковать как угодно.
– Есть хоть что-нибудь, чего бы ты не знала? – лукаво улыбнулся Гаррик.
– Я встретила его на дороге, милорд, – пояснила она.
Гаррик промолчал, мысленно кляня того, кто называл себя Лайонелом, за бесстыдную ложь о том, что он не видел Анну. Зачем? Маленькая слепая девочка оказалась под холодным дождем, а он не сказал об этом ни ее матери, ни ему, Гаррику, которого называл своим младшим братом. Ответ напрашивался сам собой – Анна могла его разоблачить. Впрочем, Лайонел вряд ли знал о необычных способностях девочки. Гаррик, конечно же, сгустил краски. Возможно, этот человек действительно был охотником за чужим наследством, но не мог же он желать зла ребенку! Гаррик терзался сомнениями.
– Значит, ты пряталась здесь от лорда Лайонела? – снова обратился он к Анне. – Но почему?
Анна покачала головой, словно отказываясь отвечать, потом неожиданно заявила:
– Он меня не любит, и я его не люблю. Я боюсь его, потому что он… плохой.
«Значит, не мне одному он не нравится», – подумал Гаррик и пристально посмотрел на ангельское личико девочки. Его мнение о Лайонеле получило подтверждение из уст восьмилетней слепой, одаренной необычной способностью различать правду и ложь там, где это было недоступно обыкновенному человеку. От этой мысли Гаррику сделалось не по себе. Кроме того, его неприятно поразило то, что Анна назвала мошенника его братом.
– Анна, – снова повернулся он к девочке, – но почему ты считаешь Лайонела плохим? Что ты знаешь о нем?
Пожав плечами, девочка ответила:
– Он не любит ни меня, ни вас, ни мою маму. Он приехал сюда с какой-то нехорошей целью, не знаю, правда, с какой именно.
– Спасибо, детка, – обнял ее за плечи Гаррик. – Анна, ты назвала Лайонела моим братом. Он действительно мой брат?
Анна долго не отвечала, уставившись слепыми глазами на Гаррика. Потом тихо прошептала:
– Да.
У него сжалось сердце.
– А может быть, на сей раз ты ошиблась? – спросил он после долгой паузы.
– Не знаю, – прошептала Анна, ежась от холода. – Он не тот, за кого вы его принимаете. Милорд, отведите меня обратно в дом. Здесь так холодно…
Гаррик мысленно побранил себя за то, что требовал от ребенка ответов, которых она, возможно, не знала, вместо того чтобы поскорее отвести ее к матери, не находившей себе места от волнения. Он внезапно вспомнил, как Оливия говорила ему, что Анна никогда не ошибается. Неужели старший брат так сильно изменился за годы отсутствия? Если Лайонел действительно его брат, то Гаррик виноват перед ним, что так долго его не признавал. Хуже всего то, что внутренний голос виконта продолжал упорно твердить насчет мошенничества Лайонела.
– Пойдем в дом, Анна. Пора завтракать, – сказал он, поднимаясь на ноги и протягивая ей руку, чтобы помочь встать. – И не надо больше бояться Лайонела.
Помедлив, девочка вложила свою руку в широкую и теплую ладонь Гаррика и легко поднялась на ноги.
– Спасибо, лорд Кэдмон, – прошептала она. – Я очень проголодалась…
– Тебе не за что благодарить меня, – возразил он, выводя Анну из стойла в сопровождении радостно прыгавшего вокруг них Трива.
Внезапно девочка остановилась и попятилась назад. В то же мгновение раздался знакомый голос:
– А, вот вы где! Вижу, вижу, ты нашел ее первым!
На пороге стоял Лайонел. Его губы были растянуты в приветливой улыбке, но холодные голубые глаза оставались непроницаемыми.