– Иди ты! – восхитился Мэннинг и, спрыгнув на бетонную площадку, начал доставать из-за спинки сиденья чехлы, которые должны были предохранить двигатель от ночной росы.
Что ж, раз уж он оказался здесь…
Находившийся на последнем этаже противоположного крыла отеля ночной клуб был уютным, по- современному элегантным и… пустым. С трех сторон сквозь стеклянные стены открывался вид на залитый огнями Каир, среди моря столиков безжизненным островком возвышался деревянный танцпол.
«Здесь хватит места сотен для трех», – подумал Мэннинг, окинув взглядом зал, где сидело не более десятка человек.
– Не слишком ли мы рано? – спросил Харгривс.
– В каирском кабаре ты всегда оказываешься слишком рано, – заметил Лерой. – Сюда слетаются самые поздние пташки. Давай-ка выберем столик поближе к сцене.
Возникший словно из ниоткуда метрдотель убрал с выбранного ими столика табличку «Заказано», положил меню и пожелал гостям приятного вечера.
– Я выберу, – сказал Мэннинг, пробежал глазами бесконечный список напитков и блюд, остановился на наиболее, по его мнению, подходящих и сделал заказ официанту. – Да, и две бутылки пива «Стелла экспорт». Чуть дороже местного, – негромко пояснил он Тому, – но по качеству никакого сравнения.
Через несколько минут к столику подкатили тележку с пивом и множеством тарелочек: креветки, мясо в остром соусе, цыплячьи крылышки, фарш, завернутый в виноградные листья.
– Здесь это называется «мецце». В соус можно макать хлеб. Как тебе мясо?
– Великолепно! – одобрил Харгривс.
– Жаренные в масле бараньи мозги, – пояснил Лерой и, увидев, как сосед поперхнулся, с готовностью протянул Тому пепельницу: – Можешь сплюнуть сюда.
На горячее принесли говядину и телятину с овощами. Знакомое блюдо понравилось Тому больше: по крайней мере он знал, что кладет в рот. Зал понемногу заполнялся. Мэннинг заказал еще пива. Какого черта, платит все равно корпорация! Закурив, он осмотрелся. Вошедшие в кабаре туристы, немцы по виду, устроились за самым дальним от танцевальной площадки столиком и также потребовали пива.
Где-то около часу ночи началась развлекательная программа. К микрофону на сцене вышел певец, молодой египтянин, сильно смахивавший на героя дешевого гангстерского боевика. Репертуар его состоял из песен Дина Мартина, причем каждая следующая вещь звучала хуже предыдущей.
– Дальше будет интереснее, – пообещал Мэннинг. – Поверь мне!
В половине второго в зале появилась шумная свадебная компания. Посетители приветствовали смущенную молодую пару громкими аплодисментами, а певец у микрофона пришел в неистовство. Народ продолжал прибывать. Три ближайших к Лерою и Тому столика заняла группа восторженных японцев. Через двадцать минут в кабаре не осталось свободных мест.
– Я же предупреждал, – сказал Мэннинг. – Поздние пташки.
Певец отвесил публике поклон и исчез. На сцену вышли музыканты.
– Вот и танец живота, Том. Готовься получить наслаждение.
– Кто, интересно, у них сегодня? – спросил Харгривс, допивая пиво.
– Понятия не имею. Посмотрим.
Послышались звуки настраиваемых инструментов. Свет в зале погас, в луче прожектора на сцене вновь появился певец – но теперь уже в роли конферансье. Он скороговоркой сказал что-то по-арабски, публика разразилась аплодисментами, жених и невеста поднялись со своих мест, отвесили присутствующим поклон и сели. Новая тирада на арабском – Мэннинг не успел разобрать ни слова – вызвала в зале одобрительный смех. Под конец египтянин раздельно произнес:
– Дамы и господа, уважаемые заокеанские гости! Я рад приветствовать вас на верхушке отеля «Олимпиад-Нил» и без дальнейших церемоний хочу представить нашу звезду, единственную и неповторимую… Мириам!
– О дьявол! – буркнул Лерой, уже знакомый с творчеством звезды.
Мириам оказалась полной энергии женщиной весьма внушительных габаритов. Проскользнув между столиками, она остановилась перец женихом, набросила ему на шею свой шелковый шарфик и под сладкую, тягучую музыку начала обольстительно изгибаться. Туристы из Германии сидели как завороженные, а японцы непрерывно щелкали затворами фотокамер.
– Обратил внимание? – спросил Мэннинг. – Она в трико телесного цвета, так что ни черта не увидишь. Все-таки нам есть за что благодарить фундаменталистов.
– Да, пожалуй. Трико на таких телесах – это проявление гуманизма.
– Воистину. К тому же танец живота – искусство, а не стриптиз.
Под гром аплодисментов Мириам закончила выступление, помахала публике рукой и скрылась, чтобы бумажными салфетками вытереть мокрое от пота лицо. Конферансье вновь подошел к микрофону:
– Дамы и господа! Не часто выпадает возможность познакомить наших гостей с новым молодым дарованием, однако сегодняшний вечер именно таков. У нас дебютирует великолепная Камилла!
Негромкий, но внушительный грохот барабана оборвал аплодисменты и начавшиеся было разговоры. В левом углу сцены яркий круг света упал на невинное девичье лицо под тонкой вуалью. Таких огромных и печальных глаз Лерой еще не видел. Веки девушки слегка подрагивали.
Новая барабанная дробь.
Камилла ступила на сцену, но освещено было по-прежнему лишь ее лицо. Темные глаза загадочно блеснули.
