немедленно, как она и просила! Не подумав ни о том, что замызганное домашнее платье не подходит для того, чтобы выходить в нем на улицу, ни о том, что с немытыми, свисающими безжизненными патлами и исхудавшим лицом да еще без косметики она похожа на смерть, Леся бросилась вон из дома. Только накинула плащ и схватила сумку. На трамвае до офиса она добралась за двадцать минут. Санин сказал, примет в десять. Ничего, она подождет!
Охранник на входе окинул замарашку презрительным взглядом и попросил паспорт. Олеся дала. Пока сверял ее фамилию со списком, брови его хмурились все больше и больше.
– Идите, – положил он конец своим сомнениям, – третий этаж.
Секретарша в приемной при виде Олеси скривила рот и впустила девушку только после звонка шефу.
– Ждите, – буркнула она, – вас примут.
Через сорок минут массивные двери кабинета открылись, и Санин вышел в приемную собственной персоной.
– Где тут… – весело начал он, но, увидев вскочившую со стула Олесю, тут же осекся. Лицо его вытянулось, во взгляде читалась брезгливость. – Что вам угодно?!
Он даже не пригласил девушку в свой кабинет, только сделал секретарше знак, чтобы та вышла.
– Мне, – Олеся, увидев его реакцию, почувствовала себя побирухой в лохмотьях, – мне нужна ваша помощь.
– Да? – в его голосе прозвучало абсолютное безразличие.
– У меня ребенок, – забормотала она, – сын.
– Я здесь при чем? – презрительно фыркнул он.
– Врожденный порок сердца, – на автомате говорила Олеся, – стеноз аорты…
– Милочка, – прервал он ее, – я похож на врача?!
– Нет, – Олеся яростно замотала головой, – я пришла просить у вас деньги на операцию. Я понимаю, что это, – она запнулась, – это большие деньги. Но я отработаю, я все отдам!!!
– Чем, интересно?! – он ухмыльнулся. – Что вы можете?
Олеся думала всего лишь мгновение.
– Все, – выпалила она, – все, что хотите!
Санин окинул ее презрительным взглядом с головы до ног и поморщился.
– Поздно, – бросил он, – раньше надо было соображать!
Словно в замедленной съемке Олеся увидела, как Санин поворачивается к ней спиной и открывает дверь своего кабинета – для него разговор был окончен.
– У меня умирает сын!!!
Истерический выкрик заставил его обернуться, Олеся рухнула перед Саниным на колени.
– Ничем не могу помочь, – бросил он ей через плечо и, сделав несколько шагов вперед, закрыл за собой дверь кабинета.
Расторопная секретарша, услышав крик, тут же явилась вместе с охраной. Олесю вывели вон.
У нее не было сил подняться и ехать домой. Она сидела на скамейке у входа, забыв обо всем на свете. Мартовское солнце не по-весеннему пылко прожигало воздух своими лучами, и Леся чувствовала, что ее тело становится влажным и липким – то ли от пота, то ли от молока, которым она истекала. Она не могла поверить в то, что можно так равнодушно отнестись к смертельной болезни ребенка. Отмахнуться, и все!
Она ругала саму себя последними словами: если бы стала тогда любовницей Санина, все было бы сейчас по-другому. Она, как и все остальные люди, существовала для этого денежного мешка только с точки зрения его собственных интересов. Не больше того!
Но Санин – ее единственный шанс. Другого попросту нет. Олеся, чем ближе клонился к вечеру день, тем больше надеялась, что сумеет это ему объяснить. Она решила дождаться, не уходить, пока не увидит его еще раз. Ведь не может он так просто вышвырнуть за борт жизнь человека?!
Уже было темно и невыносимо холодно, когда Санин в сопровождении телохранителей вышел из дверей здания.
– Опять ты! – бросил он недовольно при виде Олеси и лишь отмахнулся в ответ на немой вопрос бодигарда. – Поехали!
– Домой? – поинтересовался водитель, распахнувший перед ним дверь.
– В казино!
Леся словно сошла с ума. Санин стал в ее воображении идеей фикс – ей казалось, стоит заговорить с ним, объяснить все еще раз, и он услышит. Может быть, он не понял, что она готова заплатить своим телом?! Лишь бы помог Илюше! Ошалевшая, Леся бросилась к автобусной остановке. Казино! Хорошо, в городе только одно казино – ошибиться нельзя. Но лучше бы построили клинику для детей. Почему ее нет?!
Олеся бродила чуть поодаль от заведения, чтобы не попадаться на глаза охране казино и водителю Санина, который все время сидел в машине. На город опустилась кромешная тьма, она до костей промерзла в своем платье из грубого трикотажа и тонком плаще. Леся присела на корточки, опершись о стену спиной, обхватила себя руками и запрокинула голову. На небе уже появились звезды. Леся закрыла глаза.
Шум распахнувшихся дверей и пьяные голоса заставили ее встрепенуться. Она вскочила на ноги и подбежала ближе: Санин выходил из заведения в компании нескольких нетрезвых мужчин. Вокруг них кольцом сомкнулась охрана.
– Вот бля, – услышал она заплетающийся голос Санина, – двести штук, сука, проиграл!
– Да брось кипятиться, Андрюх, – нестройный хор принялся его утешать, – подумаешь, двести кусков деревянных!
– Да в евро, бля! – выкрикнул он и все почтительно замолчали. – В евро!!! – проорал он для пущего эффекта.
Ноги Олеси подкосились. Девушка опустилась на край тротуара и, уронив в руки лицо, зарыдала…
Илюша умер первого апреля. Олеся возненавидела этот день. И вместе с ним – себя, близких, которые остались жить после смерти ребенка, и саму жизнь. Мама не успела продать квартиру – даже при смехотворной цене не могли найти покупателя целых десять дней. А ночью, накануне подписания договора, сына Олеси не стало. И она ушла вместе с ним.
Только Валерия Игоревна, которая тут же забрала ее из квартиры Ивана, не давала умереть по- настоящему. Одевала Лесю каждое утро, тащила за руку в институт и, передав Жанке, заставляла идти на занятия. Олеся не понимала: зачем?! Она просто сидела и смотрела на преподавателей больными глазами, а те ставили оценки ей просто так, ни за что. И в их глазах Леся видела слезы. А потом Жанка случайно перепутала аудиторию и притащила Лесю не туда. Леся увидела Ивана с какой-то женщиной. Они целовались.
Лишь в тот момент Олесю наконец прорвало – из давно пересохших, словно пустыня, глаз брызнули слезы. Она билась в истерике, бросалась с кулаками на этих двоих, орала, изрыгала страшные проклятия и не помнила себя. Чем все закончилось, Олеся не знала – просто она оказалась дома, в своей кровати с температурой под сорок. Когда очнулась, сразу набрала номер Ивана, чтобы сказать: если он еще хоть раз, хоть мельком попадется ей на глаза, ему не жить! Но этот трус, этот шакал, от ненависти к которому она захлебывалась, просто не взял трубку. Пусть его покарает Бог! У нее уже ни на что не осталось сил…
Олеся заставила себя забыть прошлое, выжгла память каленым железом.
Проболела она до самых выпускных экзаменов, на которых преподаватели рисовали ей «отлично» за одно только присутствие. Ни на что другое у них не поднималась рука, и Олеся бесилась от жалости, которая исходила от всех и каждого. Одна только Жанка вела себя как всегда, словно Олеся не умерла и не стала после этого другим человеком.
Оставаться в родном городе было нельзя: от памяти, от взглядов, от прошлого надо было бежать. А для того, чтобы заявиться в Москву, нужно было снова стать женщиной. Олеся заставила себя начать есть, снова научилась спать и все время сидела на балконе, глядя в небо. К середине августа в зеркале отразилась прежняя Олеся. Но только в зеркале.
Убедившись, что тело приобрело прежние формы, Леся дождалась пятницы – именно в этот день Санин приезжал в казино – и извлекла из дальнего угла шкафа вечернее платье, в котором пела на институтском
