Соловецкая — не только выстояли в кольце осады, но сумели быстро восстановить свою полуразрушенную систему хозяйства и помочь обнищавшему православному люду.

Искушения

Слово «мир» в русском языке многозначно. Мир — это не только общество людей, оставшихся за стенами обители, но и совокупность всех грехов и пороков в человеке. Можно оставить мир внешним образом, но принести с собой в монастырь все свои старые грехи, привычки и понятия. Среди таких мирских пороков, нарушающих гармонию монастырской жизни, были любостяжание (любовь к стяжанию излишнего имущества), сребролюбие как его разновидность и, несомненно, недуг пьянства. Если судить по текстам житий, то последний порок был наиболее распространен и труднее всего поддавался излечению. Святые «начальники» обителей строго запрещали в своих уставах любые хмельные напитки. Но проходило время, древние уставы забывались и это приносило горькие плоды.

Жил в Ошевенской обители инок Мисаил. Он принял пострига этом монастыре, но с молодых лет был подвержен пороку пьянства, «ибо сие на многих бывает», как заметил автор Жития, из которого взят этот рассказ. Поскольку любовь к хмельным напиткам лишает человека всякого стремления к духовной жизни, то подвизался он в обители кое-как и без должного почтения относился к памяти ее основателя — преподобного Александра.

Случилось Мисаилу быть в соседнем селе Верхний Борок на пиру у крестьянина Никиты. Тот воздал монаху «достойную честь», Мисаил пил так, что казалось, будто он льет вино в дырявый сосуд. Потеряв всякую способность соображать и контролировать себя, он начал творить такие неподобные дела и говорить такие слова, о которых, продолжает автор Жития, и писать стыдно. В конце концов монах уснул. Ночью он проснулся и, вспомнив свое бесчинство на пиру, решился от стыда бежать из дома Никиты.

В одной свитке Мисаил отправился в обитель, неся свои вещи в узле. На дворе было темно; монах, не протрезвев до конца, вскоре вышел на берег реки и нечаянно сорвался в воду, успев зацепиться руками за кромку льда. Сначала он подумал, что все происходит во сне. Но увидев, как вода захлестывает его, испугался всерьез и стал кричать. Вокруг не было ни души. Мисаил понял, что наступает конец его беспутной жизни, и стал молиться. Перебрав в уме всех угодников Божиих, каких знал, монах вспомнил наконец о преподобном Александре Ошевенском. «О преподобие отче Александре, — взмолился он. — Избавь меня от горького часа смертного, не воздавай мне по моему неверию, но помоги как чудотворец. И тогда и я буду проповедником твоих чудес!» (РГБ. Унд. № 276. Л. 128 об. — 129). В ту же минуту Мисаил ощутил какую-то опору под своими ногами и сумел вылезти на лед по грудь. Но лед затрещал, и монах опять пошел ко дну. Тут он закричал во весь голос: «Великий чудотворец Александр! Избавь меня от напрасной смерти!» Он вынырнул из воды и по пояс оказался на льду. Хватаясь за снег и лед, он кое-как дополз до берега, сбив руки и ноги в кровь. Сапоги его утонули в воде. Не помня себя, босой инок добрался до близлежащего села, где отогрелся у некоего Ивана. На рассвете Мисаил и Иван пришли на место ночного происшествия и увидели, что одежда не утонула, а примерзла одним рукавом ко льду. Глубина реки в этом месте оказалась равна четырем саженям.

Можно задаться вопросом: зачем авторы житий рассказывали такие истории из монашеской жизни? В отличие от нас они понимали, что с человеком может случиться всякое, и не торопились с выводами. Для агиографа всегда был важен конечный результат, то, как человек сумел преодолеть свое искушение. Вот и автор этого Жития заметил, что написал о Мисаиле не в осуждение иноку, а чтобы рассказать, какое чудо сотворил преподобный Александр для вразумления монаха. Да и сам Мисаил, поведав братии о случившемся с ним, навсегда бросил пить.

Много лет в больнице Волоколамского монастыря подвизался монах Исихий: он безропотно ухаживал за больными иноками, стирал свитки, переодевал и кормил больных. Однажды монах решил пойти в соседнее село выпить пива, хотя устав строго запрещал выходить из обители без благословения. В селе монах выпил одну кружку, а когда потянулся за второй, руки его затряслись и он упал без чувств. Так без сознания его и принесли в монастырь. Игумен и братия, не понимая, в чем дело, стали молиться об Исихии. После водосвятного молебна тот едва смог рассказать, что с ним случилось. Покаявшись, он стал понемногу двигаться и постепенно вернулся к своему послушанию в больнице. До конца своей жизни он честно подвизался в обители, но некоторые телесные недостатки — последствие удара — сохранились в его облике (ВМЧ. Сентябрь. Стб. 408).

Бывало, что наказание за грехи постигало не только отдельных иноков, но и весь монастырь. 10 мая 1642 года Иоанн, трудник Соловецкого монастыря, о котором уже неоднократно упоминалось выше, молился ночью в общей келье. Когда все уснули, ему явился преподобный Иринарх Соловецкий и предупредил: «Скажи игумену, что старцы живут неподобно, и будет за это Божие наказание. На Пятидесятницу выпадет большая снежная туча и наступит мороз. Пусть игумен и братия молятся Богу и ходят около монастыря крестным ходом, и поют молебен Спасителю, Пресвятой Богородице и преподобным Зосиме и Савватию. А если меня не послушают <…>, то до самого Ильина дня монастырские и мирские лодки на промыслы и по иным делам выйти не смогут» (РНБ. Соф. № 542. Л. 332 об. — 333). Иван рассказал о видении монахам, но никто ему не поверил. В Троицкую субботу внезапно налетела сильная буря, повалил снег. Он шел, не переставая, три дня. Потом ударил сильный мороз, так что снег не таял около двадцати дней. Тогда один из иноков по имени Трифон, а по прозвищу Корешок, вспомнил о словах Иоанна и рассказал все игумену Маркеллу (впоследствии тот стал архиепископом Вологодским и Великоустюжским).

Игумен призвал к себе Иоанна. Услышав лично от него рассказ о видении, он повелел устроить крестный ход вокруг монастыря, служить молебен над ракой преподобных Зосимы и Савватия, а над могилой игумена Иринарха — панихиду (святой тогда еще не был прославлен). Когда отзвучала «Вечная память» на панихиде, внезапно пошел дождь и стало тепло. Дождь лил целый день, а наутро наступила такая жара, что озеро растаяло, а морская бухта очистилась от льда (Там же. Л. 333).

О каких «неподобных делах» говорил Иоанну игумен Иринарх? Мы можем судить об обстановке в обители по грамотам царей Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича, отправленным на Соловки незадолго до событий, описанных в Житии.

В 1636 году царь Михаил Феодорович обличал соловецких иноков в том, что они привозят в обитель «вино горячее и всякое красное немецкое» и держат его в своих кельях. В монастыре жили «кельями и заговором»: старец помогал ученику, а ученик старцу. Чтобы удержать власть в своих руках, келарь, казначей и соборные старцы забирали себе многих учеников из новоначальных иноков, а духовным старцам и священникам учеников не давали. Келаря и казначея выбирал не весь черный собор, а те старцы, которые пьянствовали в обители, потому они выбирали «потаковников, которые бы им молчали». А тем старцам, которые в монашеском житии искусны и соблюдают устав соловецких чудотворцев, на соборе говорить не давали. Добрых старцев на монастырские службы и подворья не посылали, а посылали, наоборот, тех, чья простота, что называется, хуже воровства. Юные трудники, вопреки древнему уставу, жили прямо в обители и зимой и летом, без надзора опытных старцев и служебников. Царь повелел игумену навести порядок в монастыре: приезжих богомольцев с хмельными напитками в монастырь не впускать, учеников игумену, келарю и соборным старцам не держать, а поручать рядовым старцам и священникам, юным трудникам в обители не жить, хмельные напитки хранить только в погребе и выдавать понемногу больным и немощным инокам (Досифей. Ч. 3. С. 266–269).

Видимо, эта грамота не оказала должного воздействия. Поэтому в 1637 году царь Алексей Михайлович написал новую грамоту, в которой запрещал соловецкой братии квасить квас по кельям и требовал, чтобы иноки опечатывали «пиянственное питие» у приезжих богомольцев, как это раньше было в обители (когда корабль с богомольцами приходил в монастырскую бухту, его всегда осматривали монастырские старцы, и если находили хмельные напитки, опечатывали их и возвращали богомольцам на обратном пути). Никаких последствий эта грамота не имела, и потребовалось невероятное стихийное бедствие, чтобы привести в чувство соловецких иноков. Но не будем излишне драматизировать ситуацию. Закон духовной жизни заключается в том, что тьма гуще всегда там, где ярче свет: искушения тяжелее там, где сильнее молитва. Многочисленные рассказы о простых монахах в житиях соловецких святых неопровержимо свидетельствуют, что соловецкие иноки умели возводить неприступные крепости и обороняться от неприятеля, как видимого, так и невидимого.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату