Водил дружбу с «птицами небесными» и преподобный Пафнутий Боровский. Монастырь его стоял в чаще леса, где водилось огромное множество воронов, «черноперых и многоязычных». Преподобный запретил своим инокам трогать птенцов руками или тем более причинять им какой-либо вред. Однажды тем лесом проезжал сын воеводы Боровского. Привыкшие к полной безопасности вороны сидели на ветках по обе стороны от дороги и каркали на все лады. Юноша решил позабавиться и, обернувшись, выстрелил из лука. Увидев, что стрела попала в цель, он очень обрадовался, но когда захотел повернуть голову в нормальное положение, то не смог. Сразу забыв про веселье, он пришел в ужас. Так и ехал он до монастыря с повернутой на сторону головой.
Преподобный Пафнутий, увидев знатного гостя в таком виде, повелел ударить в било. Братия поспешили из своих келий, удивляясь, что их зовут в столь необычное время. Показав на юношу, игумен сказал им: «Отомстил Господь за кровь ворона», и повелел служить молебен об исцелении наказанного. После молебна он осенил юношу крестом со словами: «Повернись вперед силою Животворящего Креста!» — и голова приняла свое естественное положение (
В Житии Дионисия Глушицкого рассказывается о необычной дружбе святого с ослом. Перед смертью преподобный завещал похоронить его за четыре поприща от Глушицкого монастыря в Сосновецкой пустыни. Когда святой умер, его тело положили на другого монастырского осла, но тот заупрямился и не захотел сдвинуться с места. Тогда ученик святого Амфилохий повелел привести любимого осла преподобного Дионисия. И этот осел послушно отвез тело святого в пустынь, ни разу не остановившись по дороге.
Частыми гостями лесных отшельников были медведи. Встречи с ними не всегда заканчивались длительной дружбой, как это было, например, у святых Сергия Радонежского и Серафима Саровского. Однако звери почти всегда оставались послушными слову подвижников. Преподобный Трифон Печенгский (основатель обители на Кольском полуострове), собравшись печь хлеб, поставил квашню и вышел из кельи. Тем временем медведь, почуя съестное, забрался в келью, опрокинул квашню и стал есть тесто. Вернувшись, святой увидел медведя, творившего ему «пакость», и сказал зверю с молитвой: «Иисус Христос, Сын Божий, Бог мой повелевает тебе: выйди из кельи и стань здесь кротко». Медведь вышел из кельи и встал неподвижно около преподобного. Святой Трифон, взяв дубину, стал бить зверя, говоря ему: «Во имя Иисуса Христа наношу тебе раны как грешнику». Наказав зверя, преподобный повелел ему уйти в лес и впредь «не пакостить». После этого звери не причиняли никакого вреда святому Трифону, а монастырский скот без боязни пасли за стенами обители (
Надо заметить, что к медведю на Руси относились как к вполне разумному существу, способному грешить и, наоборот, совершать добрые поступки. Он был постоянным персонажем не только сказок, но и житий. В Житии преподобного Саввы Вишерского рассказывается о том, как святой привел медведя на суд новгородского посадника. Он попросил осудить зверя за то, что тот задрал у него две лошади. Суд «приговорил» медведя работать на монастырь вместо лошади.
Чудеса и обычные повседневные труды тесно переплетались в жизни подвижников. «Эти люди, — заключает автор Жития преподобного Павла Обнорского, — были такими же людьми, как и мы, но другое имели стремление. Не было у них двух мыслей (о земном и о Небесном. —
Глава 3
Монастырская система выживания
В истории русского монашества редки подвиги длительного отшельничества. Уединенная келья подвижника довольно скоро превращалась в скит, где жили сам преподобный и несколько его учеников, а потом и в общежительный монастырь. Выжить не только в одиночку, но и общиной, в суровых условиях Русского Севера было чрезвычайно сложно. Поэтому каждый монастырь создавал свою собственную систему выживания. Но как бы ни была отлажена эта система, любые чрезвычайные обстоятельства — погодные условия, голод, вторжения иноплеменников — могли поставить под удар существование обители. Особенно уязвимы были монастыри в первые два столетия своей истории. Впоследствии во многих из них, как правило, складывалось мощное вотчинное хозяйство (вотчиной обыкновенно называют земли и угодья монастыря, которые находятся в его полной собственности).
Устойчивость монастырской системы выживания зиждилась теперь не на собственном труде и изобретательности монахов, а на использовании чужого труда. Монастыри обрастали крупными денежными средствами, которые позволяли им нормально существовать даже в условиях неурожаев и голода. Эта относительно благополучная страница в истории монастырей интересует нас в меньшей степени. Гораздо интереснее, живее и разнообразнее была монастырская жизнь в эпоху первоначального существования обителей. Попробуем себе ее представить, перелистывая страницы житий и документы из монастырских архивов.
Шесть иноков: Александр, Иоаким, Исайя, Елисей, Александр и Иона поселились вместе с преподобным Антонием Сийским на полуострове Михайловского озера, в которое впадает река Сия. На много верст вокруг стеной стоял лес, простирались непроходимые болота и глубокие озера. Помощи ждать было практически не от кого. Не медля, иноки принялись за расчистку земли под постройки и огороды. Преподобный Антоний первым поставил себе маленькую келью для молитвенного уединения. Когда братия отдыхала после дневных трудов, он, не зная усталости, молился здесь. Через некоторое время кельи появились и у братии. Питались овощами с огородов и съедобными лесными растениями. Особенно тяжело было первые три года. Часто, проснувшись утром, монахи не знали, что будут есть днем. В монастыре не было не только муки, масла, соли или других продуктов, но и хлеба — «всему бо скудость бяше, чего не помяни, того не обретеся».
Однажды братия возроптала от голода и хотела разойтись. Преподобный умолял их остаться, уговаривал потерпеть. Выслушав игумена, иноки поклонились ему до земли и разошлись по своим кельям. Наутро, когда преподобный Антоний совершал свое молитвенное правило, пришел какой-то незнакомец и принес хлеб, муку и масло, а также деньги на монастырские нужды. Игумен повелел отнести хлеб в трапезную и перед едой сказал инокам: «Видите ли, братия, дивные чудеса Божии, как посещает это святое место и не оставляет терпящих всякую скорбь с благодарностью». Братия стояли молча, опустив от стыда головы. После этого случая ученики уже не смели роптать на своего настоятеля ни при каких трудностях.
Когда к подвижнику собиралась братия, ему необходимо было получить разрешение светских и духовных властей на создание новой обители. Кроме того, монастырь нуждался в защите от произвола и нападений. По прошествии зимы, которую преподобный Александр Ошевенский провел в одиночестве, он отправился в Новгород к архиепископу Ионе, чтобы получить его святительское благословение на устроение обители. Архиепископ с осторожностью встретил преподобного, долго расспрашивал его наедине, где он принял постриг, как подвизался и, наконец, удобно ли выбранное им место для создания обители. Ответы преподобного Александра понравились архиепископу. Он дал ему игуменскую грамоту, а также святой антиминс на освящение церкви. Поклонившись архиепископу Ионе, святой Александр отправился к новгородской боярыне Анастасии и ее сыну Юрию, которые владели землями по реке Чурьюге (левому притоку Онеги), где стояла келья Александра. Преподобный просил земли у боярыни, и она не отказала ему. Житие сообщает, что Анастасия даже хотела передать Александру во владение всю волость по реке Чурьюге. Но он не принял этот дар, так как в волости жили его родные. Если бы вся земля перешла во владение монастыря, то родные Александра стали бы «монастырскими слугами» и должны были арендовать свою землю у обители. Преподобный знал, что они оскорбятся и уйдут с этих мест, поэтому сказал Анастасии: «Дай мне земли на монастырское строение, а волостской владей сама». Боярыня дала Александру Ошевенскому четыре грамоты.
