Чарли пожала плечами, помешивая кофе.
— Не часто, конечно, но случается. Особенно если смерть была травматической.
— Возможно, меня убили. — Изо всех сил я старалась вспомнить, протиснуться сквозь плотный туман в голове. — Подождите-ка. Мне нельзя кофе. Нельзя было, когда я была жива.
— Почему?
— Кажется, меня от него тошнит.
Взяв чашку, она пошла в крошечную гостиную. Тогда-то я и заметила невысокого и болезненно тощего мужчину в углу. Он был спиной к нам, босые ноги болтались в нескольких дюймах от пола.
— Говорила же, что это может помочь вспомнить хоть что-нибудь. Кофе в этом смысле многофункциональный продукт. Может, ты болела. Ты лежала в больнице?
Я не выдержала и ткнула пальцем в угол:
— Там какой-то парень…
— А, это мистер Вонг. — Она села за компьютер и подвигала мышью, чтобы разбудить экран. — Привет, мистер Вонг, — сказала она и помахала ему рукой. — Как висится?
— Он же…
— Парит, ага. Но ты привыкнешь. Ну так как? Есть идеи, как тебя зовут?
Снова сконцентрировавшись на Чарли, я все же продолжала одним глазом следить за мистером Вонгом.
— Ни единой. Он мертв?
— Однозначно. К тому же не отличается разговорчивостью. Присаживайся. — Она указала на стул рядом со столом, и я села, пока Чарли регистрировалась в базе данных. — Я собираюсь проверить произошедшие недавно смертельные случаи. Начну с «Альбукерке Ньюз Джорнал», заодно посмотрю, не обращался ли кто с заявлениями о пропаже.
Пока сервер обрабатывал запрос, она уселась на стуле с ногами и уперлась подбородком в колено, одновременно стараясь не расплескать кофе, который держала обеими руками. И я поняла, что на ней толстые вязаные носки. Свисавшие за плечи волосы по-прежнему были в полнейшем беспорядке. Она казалась ребенком, который ждет мультиков в субботу утром.
— Вы совсем не похожи на ангела смерти.
— Мне говорили, — отозвалась она и пристально посмотрела на меня. — Мэри Джейн Холбрук.
— Кто? — спросила я.
Чарли снова уставилась на экран.
— Вот черт, не важно. Когда она умерла, ей вроде как было восемьдесят четыре.
Я тоже взглянула на экран, но цвета распадались на пиксели, отчего сильно кружилась голова.
— Проклятье, для своего возраста она очень даже ничего.
— Почему я не могу нормально видеть?
— Ты в другом измерении, — ответила Чарли, не отрываясь от монитора. — А в разных измерениях объекты не всегда выглядят одинаково. Как насчет Дженнифер Сандовал?
— Совсем не знакомо, — я покачала головой. — Я на нее похожа?
— Понятия не имею. Я сейчас в полицейской базе данных. Фоток нет.
Очередное воспоминание всплыло на поверхность, но такое невероятное, такое ужасное, что пришлось прикусить губу, лишь бы не закричать. Наверняка память опять меня подводит. Такого не могло случиться.
— Итак, у меня полный ноль, — сказала Чарли, снова глядя на меня поверх чашки. Она сделала большой глоток, осматривая меня с ног до головы. — Не говоря уже о том, что ты могла умереть в любой точке земного шара и, если на то пошло, в любое время. По твоей ночнушке и прическе не могу сказать ничего, кроме того, что ты скорее всего умерла в пределах последних двадцати лет.
— Двадцати лет? — Я была потрясена. — То есть я шатаюсь здесь уже двадцать лет?
Она кивнула:
— Время в твоем измерении течет по-другому. Нелинейно. А к тебе потихоньку возвращается память, да? Ты вспомнила что-нибудь еще?
Видимо, у меня все было на лице написано: ужас, поразивший меня до глубины души, и страх, сковавший холодом позвоночник.
— Да, но этого не может быть. Просто… Нет, не может быть.
Из-под ресниц на меня смотрели самые сочувствующие глаза на свете.
— Мне ты можешь рассказать, что угодно. У меня с конфиденциальностью строго. А еще мне просто- напросто никто не поверит.
Я посмотрела на свои руки и, что важнее, на запястья. Однако на них не было ни царапинки. Но я помнила, как упала. Может быть, прыгнула с крыши здания или какого-нибудь моста.
— Мне кажется, я покончила с собой, — тихо сказала я, заливаясь краской от стыда.
— О. Мне очень жаль, солнце. — Чарли накрыла ладонью мою руку, и, хотя физически я ничего не ощущала, я почувствовала исходящее от нее тепло, чистое и манящее.
Внезапно мне ужасно захотелось расплакаться. Как я могла такое сделать? Я ведь любила жизнь. Я помню. Я ничего так не хотела, как жить, быть здоровой и нормальной.
— Секундочку. — До меня вдруг дошло. — Если я покончила с собой, разве не должна была я попасть в ад?
Она стиснула мою руку.
— Все несколько иначе, хотя большинство религий вдалбливают именно такой вариант развития событий. Иногда наши физические тела посылают нас туда, откуда, как нам кажется, мы не можем выбраться. Но в этом нет нашей вины.
Почувствовав, как щеки стали влажными, я удивилась, что все еще могу плакать.
— Расскажи мне, что ты помнишь.
Я вытерла щеку тыльной стороной ладони и глубоко вздохнула.
— Помню, как приняла решение умереть. Причем обдуманно.
Я поджала губы, чтобы не разрыдаться. Как я могла? Что же я за человек, раз решилась на такое? Я взяла священную жизнь, дарованную мне, и просто выбросила ее. Как будто эта жизнь ничего не значила. Как будто я ничего не значила.
— Солнышко, есть сотни причин, которые могли привести тебя к такому решению. — Чарли указала на мою ночнушку. — Как я уже говорила, ты могла болеть. Иногда… иногда больные раком совершают самоубийство. И чаще всего далеко не из эгоистичных побуждений.
Задумавшись, я нахмурилась. Рак не казался мне верным предположением, но я чувствовала, что Чарли недалека от истины. Ее взгляд метнулся к моему животу и так же быстро сосредоточился на чем-то другом, но я заметила, посмотрела вниз и увидела мягкую полноту, обтянутую легкой тканью. Шок накрыл меня раньше, чем я смогла хотя бы попытаться остановить его.
— Я была беременна? — Мой голос сорвался на визг от невозможности поверить в то, что только что открылось. Взглянув на Чарли, я обеими руками закрыла рот и приглушенно взмолилась: — Пожалуйста, скажите мне, что я не была в положении, когда покончила с собой.
Отставив кофе, она взяла в руки обе мои ладони, и только тогда я поняла, что она меня чувствует. Для нее я была плотной, словно до сих пор имела тело, хотя все же могла проходить сквозь стены. Так я и попала сюда, когда пыталась добраться до Чарли, до исходящего от нее света.
— Этого мы не знаем, — ответила она твердым, уверенным тоном. — Я выясню, что с тобой случилось. Обещаю.
Искренность в золотой глубине ее глаз меня убедила.
— Но прямо сейчас мне надо в душ.
Еще раз сжав мои ладони, она ушла, а я принялась изучать квартиру, вместо того чтобы пытаться вспомнить что-нибудь еще. Я больше не хотела знать, кто я, что я за человек. Просматривая книги Чарли, я погладила живот, и этот жест был таким же естественным, как дыхание. Словно я делала это долго-долго.
