меня все еще было сердце?
— Время смерти известно? — спросила Чарли.
— Точно нет. Известно, что это произошло сегодня рано утром.
— Ясненько. — Еще раз изучив написанное, Чарли добавила: — Ну, мне, видимо, пора выдвигаться в больницу святого Иосифа.
— Спасибо за мокко латте, — отозвалась медсестра, снова сгребая Чарли в охапку. — Когда-нибудь ты мне расскажешь, что все это значит.
До больницы святого Иосифа мы проехали почти через весь город, не сказав друг другу ни слова. Стоянка была совершенно пуста. Свет нового дня лишь слегка окрасил горизонт. Но этот свет я смогла увидеть — яркий и великолепный. Настоящий. Мы вошли в здание и нашли знакомую Нэнси — дежурную медсестру, которую звали Джиллиан Лайтфут. Представившись, Чарли спросила обо мне, сказав, что она моя подруга и очень беспокоится.
— Не уверена, что мы говорим об одной и той же женщине. Как зовут вашу подругу?
Черт. Об этом я не подумала. Я посмотрела на Чарли, которая сжимала в руке листок бумаги. Она украдкой бросила на меня взгляд и ответила:
— Джо. Джо Монтгомери.
Да! Это мое имя! Я узнала его сразу же. Моя рука легла мне на грудь, а потом коснулась щеки. Меня зовут Джо Энн Монтгомери.
Чарли снова взглянула на меня и грустно улыбнулась.
— Это она, — проговорила медсестра. — Сочувствую вашей потере. Ее семья тоже здесь.
— Можно мне с ними встретиться? — спросила Чарли.
— Ну-у, — неуверенно протянула медсестра, явно не зная, что делать, — еще слишком рано. Учитывая, что вы с ней не родственники… Хотя вряд ли кто-то будет возражать. Но я все равно сначала спрошу у них. Они сейчас с ребенком.
Я замерла, сокрушенная волной навалившихся в одно мгновение чувств.
Видимо, Чарли почувствовала мое состояние.
— Буду очень благодарна, — сказала она медсестре, потом взяла меня за руку и потащила в ближайший туалет. — Я сейчас вернусь! — добавила она и, закрыв дверь, повернулась ко мне.
Я рухнула на пол, не в силах больше выдерживать собственный вес, как будто он до сих пор у меня был. Чарли упала на колени рядом со мной.
— Как ты, солнце? — ласково спросила она.
— Я упала, — вместо ответа на вопрос сказала я, по крупицам собирая воспоминания о последних минутах жизни. — Что-то было не так, я потянулась за телефоном, но упала и потеряла сознание. Больше ничего не помню…
Я разрыдалась. Так сильно, так надрывно, что не могла дышать. Хорошо, что в этом не было необходимости. Чарли обняла меня, и я почувствовала, как ее свет перетекает в меня, впитывается, согревает и исцеляет, как чудодейственный бальзам. Я потеряла счет времени, вернувшись мыслями в последние месяцы, когда я была беременна, полна надежд, когда приняла главное решение в моей жизни, зная, что могу умереть.
Когда я наконец вернулась в настоящее, Чарли куда-то меня вела. Мы оказались в больничной палате. Мама ворковала над крошечным свертком у нее на руках.
— Как ее зовут? — спросила Чарли.
Моя мама — моя прекрасная сильная мама, на долю которой выпало так много волнений и тревог — передала ей малышку.
— Ее зовут Мелоди Джо Энн, — ответила она, и покрасневшие глаза засияли гордостью.
— Постойте, — сказала я Чарли, — мы же остановились на Мелоди Рут, в честь мамы.
Подняв глаза от малышки, Чарли посмотрела на маму:
— Я думала, что Джо решила назвать ее Мелоди Рут.
Мама засмеялась сквозь слезы, блестящие в ее глазах.
— Все верно, но я подумала, этой малышке гораздо больше подойдет имя в честь женщины, которая отдала за нее свою жизнь.
— Могу я спросить, что произошло? — тихо спросила Чарли.
Было очевидно, что мама убита горем, но она нашла в себе силы объяснить:
— Не знаю, насколько близки вы были с Джо. У нее был диабет первого типа.
— Этого я не знала, — ответила Чарли, сочувственно глядя на маму и покачиваясь с ребенком на руках.
— Нам стало известно об этом, когда ей было семь. Тогда она едва не умерла. Повреждение почек было необратимым. Всю жизнь мы боролись, чтобы она была жива. Сотни больниц. Сотни раз на грани жизни и смерти.
Она коснулась маленькой ладошки, которая появилась из складок одеяла. Ладошки моей дочери. Это было ужасно.
— Прямо как ее мать, — произнес мужской голос.
Удивившись, я обернулась и увидела папу, который входил в палату с двумя чашками кофе в руках.
— Всегда пыталась выбраться из пеленок, — добавил он, показывая на ручку малютки. — Всегда бунтовала.
— До самого конца, — сказала мама, задохнувшись от рыданий.
— Мне очень жаль, мистер и миссис Монтгомери, — проговорила Чарли.
— Однажды она пришла домой и рассказала, что беременна, — поведала мама. Папа отдал ей чашку кофе и в знак поддержки сжал ее плечо. — Доктор сказал ей, если она через это пройдет, то рискует потерять жизнь. Но она ничего в жизни не хотела так, как ребенка. И это единственное, что могло ее убить.
Мама больше не могла сдерживать слезы и разрыдалась, а папа крепко ее обнимал. Теперь я все вспомнила. Как однажды, всего один раз, мы с моим парнем не были осторожны. Как он решил не участвовать в жизни Мелоди. Как я заболела и больше не могла сама о себе заботиться, поэтому ушла с работы и вернулась к родителям. Я делала все с одной-единственной целью — сохранить жизнь Мелоди.
В конце концов, я нашла в себе силы подойти к Чарли и посмотреть на дитя, так долго жившее внутри меня. Чарли тут же повернулась, чтобы я смогла увидеть лицо малышки. Чувства переполнили меня, и инстинктивно я прикрыла рот обеими руками. Она была самой прекрасной на свете! Совершенной, идеальной.
— Посмотри, какие у нее глазки, — с трудом проговорила я.
Чарли кивнула:
— А какие длинные пальчики!
— Дети — это круто.
Опешив, мы уставились на Рейеса, который возник из омута черного дыма, окутавшего его, как пар — куски сухого льда. Я думала, что Чарли расстроится, но, кажется, его присутствие отнюдь ее не тяготило. Она опять посмотрела на Мелоди, как будто никого больше не было рядом.
— Можно? — спросил меня Рейес, приподняв брови. Впервые он обращался напрямую ко мне.
— Конечно, — ответила я, как только смогла прийти в себя, и отошла в сторону, чтобы дать ему взглянуть на ребенка.
Он шагнул ближе и улыбнулся Мелоди.
— С Днем рождения, красавица.
Широко улыбнувшись, Чарли прошептала:
