Свое ризотто я приканчиваю молча, держа локти и феромоны при себе.
– Кто-нибудь хочет десерт?
– Да, пожалуйста!
Я тянусь за меню. Кроме моей, не поднимается ни одна рука.
– Не можешь удержаться? – с тихим торжеством в голосе интересуется Надин.
– Пожалуй, и я взгляну! – замечает Финн.
– И я возьму парочку пирожных, – вступает Рид.
– Лейла, давай один пирог на двоих? – Это Синди.
– Идет. Надин, ты не будешь?
– Нет, я слежу за фигурой!
– Всегда жалею бедняг, склонных к ожирению, – они не могут есть, что хотят! – сладко улыбается Лейла. Я мысленно аплодирую.
Через минуту стол полон пирожных с банановым кремом, шоколадных муссов, пирожков с малиной, пудингов, пекановых пирогов, халвы и много чего еще. Ложки, пустые и полные, движутся во всех направлениях, набитые рты сладко причмокивают и облизываются: и все это пиршество плоти – под самым носом у Надин! Не выдержав, она вскакивает и надолго скрывается в туалете.
Едва она исчезает, Кристиан наклоняется ко мне:
– У тебя губы в шоколаде. Ты позволишь?
Голос звучит так соблазнительно – о, невероятно соблазнительно! Нежные пальцы осторожно стирают с губ шоколад, задерживаются на нижней губе – а затем Кристиан подносит их к собственному рту и слизывает изысканную сладость.
– Ты очень вкусная, Джейми, – улыбается он. – И всегда была вкусной.
Мне не хватает воздуха.
– А п-п-помнишь… – начинаю я.
Но тут на плечо Кристиана опускается рука Надин:
– Нам пора идти.
Я поднимаю взгляд на ее физиономию, где, кажется, навеки застыла брезгливо-недовольная гримаса. Как это у них получается? Как удается злобным; бессердечным, холодным как лед стервам ломать и подчинять себе прекрасных мужчин? Мой прежний Кристиан не стал бы ее слушать. Он сбросил бы ее руку с плеча и сделал бы то, что подсказывает сердце…
Потому что я не сомневаюсь – сердце призывает его остаться со мной.
Кристиан роется в кошельке и вытаскивает оттуда стодолларовую банкноту.
– Этого должно хватить. Дайте мне знать, если не хватит.
– И если все-таки возьмешься за ум, – выпускает последнюю стрелу Надин, глядя на меня с настоящей ненавистью, – тоже дай нам знать.
– Спасибо, что приехали!
Все тепло прощаются с Кристианом. Надин нетерпеливо постукивает каблучком у дверей.
Кристиан уже повернулся к дверям – но вдруг оборачивается ко мне и говорит очень тихо:
– Я все помню, Джейми.
ГЛАВА 38
Следующие двадцать минут проплывают, как в тумане – слова Кристиана, перекрывая все звуки из внешнего мира, эхом отдаются в голове. И в сердце. Закрыв глаза, я снова и снова прокручиваю в памяти его слова, движения, прикосновения нежных пальцев…
– Засыпаешь? – спрашивает Скотт.
– Да нет. Просто…
– Грезишь?
– Ага!
– Должен сказать, он от тебя глаз не отрывал. Я даже начал ревновать!
Я крепко обнимаю его.
– Спасибо тебе! Ты был великолепен, лучшего мужа и желать нельзя!
– Но ты желаешь, верно?
Я тяжело вздыхаю. Скотт поворачивается к Иззи и продолжает беседу о проблемах обесцвечивания волос, а я невидящим взором смотрю в окно, где пылает снопами разноцветных огней Эйфелева башня.
…Со мной он был бы счастливее, чем с Надин. Она его уничтожит, смешает с грязью. А я никогда не повышу на него голос и не скажу ни одного грубого слова. Я буду его просто любить… Но, видно, это не так просто, как кажется. Может быть, чем больше острых углов в твоем характере, тем легче мужчине за что-то зацепиться? Нет, не понимаю я, что такое любовь. Не понимаю, на чем строятся отношения. И трижды не
