– Тьфу ты черт! – сказал Тербер. – Им здесь что, «Астория» или «Савой»?
– Кого там еще несет? – раздраженно спросил Лива.
Тербер глядел, как из машины выходит высокая стройная блондинка. Следом за ней неуклюже выбрался девятилетний мальчишка и тотчас же повис на низкой железной трубе придорожной ограды. Женщина шагала по тротуару, и грудь ее мерно колыхалась под тонким красным свитером. Тербер пригляделся и решил, что она без лифчика – грудь колыхалась слишком свободно.
– Кто там еще? – снова спросил Лива.
– Жена Хомса, – небрежно бросил Тербер.
Лива выпрямился над столом и закурил новую сигарету.
– Провались она к черту! – с досадой оказал он. – Эти ее свитерочки! Если в канцелярии никого нет, она сейчас сюда припрется. Мне каждый ее визит стоит три доллара – у миссис Кипфер меньше не берут – да еще плюс доллар за такси туда и обратно. У Мамаши Сью девочки не ахти, с ними эту картинку не забудешь.
– Да, ничего баба, – нехотя согласился Тербер, провожая взглядом узкую юбку, под которой чуть выше бедра проступала тонкая полоска – резинка трусиков. Именно здесь, в этих округлых изгибах, и прячется та сила, что вертит всей женской жизнью, хотя ни одна женщина в этом не признается, подумал он. У Тербера была своя теория насчет женщин. Он проверял ее много лет. Когда женщина интересовала его, он без обиняков спрашивал: «Хочешь со мной переспать?» Это неизменно приводило женщин в оторопь, вздрагивали даже проспиртованные шалавы, кочующие из бара в бар. Естественно, дело все равно потом кончалось постелью, но сначала он должен был соблюсти весь стандартный ритуал ухаживания. Ни одна ни разу не ответила ему: «Конечно. Я с удовольствием с тобой пересплю». Сказать такое женщинам не под силу. Они по натуре не способны быть честными до конца.
– Даже очень ничего, – кивнул Лива. – И учить ее ничему не надо.
– Да что ты? Ты, конечно, уже проверил.
– Куда мне! У меня для нее нашивок маловато. Но я видел, как она тут мурлыкала с О'Хэйером. Кстати, на прошлой неделе он возил ее на своем «крайслере» в Вахиаву. – И, подмигнув, передразнил: – По мага-а- зи-инам.
– Кажется, мне тоже придется купить машину, – заметил Тербер. Но втайне он не верил, что у него с этой женщиной получится. «По магазинам»! У женщин это всегда называется как-то иначе. И ни одна, за исключением профессиональных проституток, не произнесет то единственно верное и точное слово, которым называется это занятие.
– Она небось и к тебе подкатывалась, ты мне голову не морочь, – сказал Лива.
– То-то и оно, что нет. Я бы ушами не хлопал.
– Ну, значит, ты один такой невезучий. Мне бы повышение, про которое ты тут заливаешь, я бы свое не упустил. А солдатики ее не волнуют, – зло сказал он. – Ей подавай минимум капрала. – И, загибая пальцы, стал перечислять: – О'Хэйер – сержант. Хендерсон из бывшей роты Динамита в Блиссе – тоже сержант. Это тот Хендерсон, который теперь во вьючном обозе за лошадьми Динамита ходит. Три раза в неделю ездит с мадам кататься верхом. Капрал Кинг – денщик Динамита. Она ни одного из них не пропустила. Вся рота знает. Сержанты – это у нее, по-моему, вроде полового извращения. Муж, видать, слабоват, так она со всеми его сержантами путается.
– У тебя что, диплом по психологии?
Они замолчали, услышав, как она постучалась в канцелярию. Потом в тишине раздался скрип двери.
– Для этого не надо быть психологом, – сказал Лива. – Ты, наверно, не видел, как она целовала Уилсона, когда он выиграл чемпионат?
– Видел. Ну и что? Уилсон у Динамита первая перчатка. Парень стал чемпионом. Почему же не поцеловать? Вполне естественно.
– Во-во. Она была уверена, что все так и подумают. А там было другое. У него морда в крови, в коллодии, скользкая, а она его – прямо в губы, и еще прижалась, обняла, по потной спине руками елозит… У нее даже платье промокло, и сама вся кровью перемазалась. Так что ты мне не рассказывай.
– Я? Это ты мне рассказываешь.
– А к тебе она не клеится только потому, что ты в роте новенький.
– Я тут уже восемь месяцев, – сказал он. – Давно могла бы раскачаться.
Лива отрицательно покачал головой:
– Не-е, она почем зря не рискует. Кроме О'Хэйера, все эти ребята служили с Хомсом в Блиссе. И Уилсон, и Хендерсон, и Кинг. Из тех, кто был в Блиссе, она, кажется, только старого Галовича не оприходовала. И то, потому что он совсем уж рухлядь. Она… – Он замолчал, услышав, как дверь канцелярии снова захлопнулась. – Так, сейчас сюда заявится, стерва. Опять четыре доллара тю-тю! И так каждый раз. Если ты не выбьешь мне повышение, я скоро начну брать в долг у «акул» под двадцать процентов.
– Ну ее к черту. Нам работать надо, – сказал Тербер, слушая, как шаги из коридора переместились на галерею и наконец замерли прямо перед дверью склада.
– Где старшина? – требовательно спросила с порога миссис Хомс.
– Старшина – я! – рявкнул Тербер, вложив в голос ту внезапную и ошеломляющую, как гром среди ясного неба, ярость, которую он специально выработал в себе с тех пор, как стал сержантом.
– А, ну да, конечно, – кивнула женщина. – Здравствуйте.
– Я вас слушаю, миссис Хомс, – сказал Тербер, не подымаясь с табуретки.
– Вы даже знаете, кто я?
