– Это уж командиру решать, какого они характера, – немедленно одернул его Тербер. Хомс кивнул. Тербер со сладкой улыбкой спросил: – Так, значит, ты перевелся не потому, что мистер Хьюстон назначил первым горнистом этого парнишку Макинтоша, а не тебя?
– Не я перевелся, а меня перевели, – пристально глядя на него, сказал Пруит. – По причинам личного характера.
Тербер откинулся на спинку стула и фыркнул.
– Ведь вроде взрослые люди, служат в армии, а ведут себя как дети. Дались им эти переводы! Когда- нибудь вы, дурачье, поймете, что за хорошее место надо держаться.
Взаимный антагонизм наэлектризовал воздух в канцелярии. Оба забыли про Хомса. Пользуясь своим правом командира, он вмешался.
– У меня такое впечатление, Пруит, – небрежно сказал он, – что ты рвешься прослыть большевиком. Таким в армии рассчитывать не на что. Уверяю тебя, строевая служба в нашей роте намного тяжелее, чем жизнь в команде горнистов.
– Я служил на строевой и раньше, сэр. В пехоте. Так что это меня не пугает.
Врешь, голубчик, подумал он, еще как пугает. Почему так легко заставить человека соврать?
– Что ж… – Хомс многозначительно помолчал. – Я думаю, у тебя будет возможность это доказать. – Но он больше не был расположен шутить. – Ты не первогодок и должен знать, что в армии человек существует не сам по себе. Каждый несет свою долю ответственности. Моральной ответственности, которая выходит за рамки уставов. Взять, к примеру, меня. На первый взгляд я сам себе хозяин, но это только на первый взгляд. В армии, какой бы высокий пост ты ни занимал, над тобой всегда есть начальник еще выше, который разбирается во всем лучше тебя… Сержант Тербер все оформит и определит тебя во взвод.
О должности горниста больше не было сказано ни слова. Хомс повернулся к Терберу:
– Сержант, у вас есть ко мне еще что-нибудь?
– Да, сэр, – рявкнул Тербер, молча внимавший отвлеченным рассуждениям Хомса. – Ротные фонды, сэр. Надо все проверить и составить отчет. Завтра утром мы должны его сдать.
– Вот и проверьте, – распорядился Хомс, хладнокровно игнорируя инструкцию, согласно которой к ротным фондам допускались только офицеры. – Подготовьте отчет, а я завтра приду пораньше и подпишу. У меня нет времени вникать в подробности. Это все?
– Никак нет, сэр, – со злостью ответил Тербер.
– Остальным займитесь сами. Если что-нибудь срочное, подпишите за меня и отправьте. Я сегодня уже не вернусь. – Он сердито посмотрел на Тербера и повернулся к двери, даже не глянув в сторону Пруита.
– Есть, сэр, – вне себя от бешенства процедил Тербер и во всю мощь своих легких рявкнул так, что стены тесной комнаты затряслись; – Смир-р-р-но!
– Вольно. – Хомс прикоснулся кончиком стека к шляпе и вышел. Через минуту в открытое окно донесся его голос: – Сержант Тербер!
– Я, сэр! – проревел Тербер, подскакивая к окну.
– Что за грязь кругом? Сейчас же убрать территорию! Посмотрите, что здесь такое. И вон там. И там, у мусорного ящика. Это казармы или свинарник?! Все вычистить! Немедленно!
– Есть, сэр! – проревел Тербер. – Маджио!
Щуплый Маджио возник перед окном, как чертик из табакерки.
– Я, сэр!
– Маджио, – сказал Хомс, – ты почему в майке? Сейчас же надень рубашку. Ты не на пляже.
– Есть, сэр. Сейчас надену.
– Маджио! – проревел Тербер. – Собери кухонный наряд, и чтобы вылизали всю территорию! Не слышал, что приказал командир?
– Так точно, старшой, – покорно ответил Маджио.
Тербер положил локти на подоконник и проводил взглядом широкую спину Хомса, который шагал через поднятую по команде «смирно» четвертую роту. «Вольно!» – раскатился по двору голос Хомса. Когда капитан прошел, одетые в голубое фигуры опять уселись на землю, и занятия возобновились.
– Кавалерист выискался! – пробормотал Тербер. – Вылитый Эррол Флин[11], только в два раза жирнее! – Он вразвалку подошел к своему столу и злобно ткнул кулаком в твердую с плоским верхом форменную шляпу, висевшую на стене. – Если бы я свою так загнул, он бы меня быстро на строевую сплавил, сволочь. – И он снова вернулся к окну.
Хомс поднимался по наружной лестнице в штаб полка, направляясь в кабинет подполковника Делберта. У Тербера была своя теория насчет офицеров: надень погоны на агнца божьего, и он тоже станет сволочью. Офицеры вертят тобой как хотят, а ты пикнуть не смей. Потому-то они такие гады.
Но из-за лестницы штаба на него застенчиво поглядывало сквозь подъездные ворота окно спальни в доме Хомса. И, может быть, сейчас, за этим темным окном, стройная и высокая, она неторопливо высвобождает из одежды свое молочно-белое тело блондинки, готовясь принять душ или лечь в ванну, снимает с себя одну вещь за другой, как на стриптизе в ночных «абаках. Может даже, у нее в спальне сейчас мужчина.
Горячее желание распирало его, как будто в груди надувался огромный воздушный шар. Он отвернулся от окна и сел за стол.
Пруит ждал, стоя неподвижно возле стола, вконец измотанный, усталый. Напряжение от борьбы с собственным страхом и от неподчинения власти было слишком велико – из-под мышек все ползли и ползли вниз медленные струйки пота. Воротник, такой свежий в восемь утра, раскис, рубашка на спине промокла
