Он закрыл глаза и постарался, чтобы его голос звучал как можно более твердо.
— Я тоже любил тебя, — сказал он.
Ее глаза застыли, превратившись в слепой зеленый мрамор.
— Любил…
Спрашивать больше не о чем. Ответ дан, надежда рухнула.
— Многое изменилось, — сходя с ума от жалости, продолжил он. — Я должен идти.
— Шлюха, — сказала она. — Ты тоже считаешь меня шлюхой. «Я не разговариваю со шлюхами». Ты такой же, как она. Ты все спланировал, знал заранее, ты заставил меня полюбить тебя, заставил ревновать, разбил мою жизнь.
— Нет, — ответил он.
— Шлюха. Шлюха Эльфрида. Да, а почему бы и нет. Почему бы и нет. Если человек, которого я люблю, считает меня шлюхой, то ничего другого мне не остается. Почему бы и нет. Я стану шлюхой и этим буду зарабатывать себе на жизнь. Почему бы и нет, почему бы и нет.
Мидия, подслушивавшая их разговор, сияла от радости.
На кухне Дома Взрастающего Сына, среди многочисленных кастрюль и сковородок, человек по имени Камень вкушал свою скромную трапезу, единственный гость в эту ночь, единственный из жителей К., кому Дом не мог отказать в гостеприимстве. При виде Камня в голове Виргилия Джонса немедленно зародился план.
Взлетающий Орел вышел из Дома через заднюю дверь, на глазах сторожей опустился на колени на мостовую Дороги Камня и, неузнаваемый в чужой одежде, такой же грязный, как городские домишки, такой же пыльный, как сама Дорога, принялся методично пересчитывать булыжники. Каждый из них он приветствовал как старого друга. Медленно и спокойно он прополз прямо под носом у опухших от пьянства мрачных лиц и неторопливо исчез в ночи, волоча за собой в одной руке мешок с провизией, а в другой свою связанную в узел одежду. До самого конца Дороги он, не вставая с колен, трогал каждый булыжник, разговаривал с ним, обтирал с него пыль.
Мадам Джокаста заперлась в своей комнате, улеглась в кровать, и ей дела не было до того, что творится в ее Доме. Занимать ночью обожателя булыжников в нарушение устава Дома добровольно вызвалась Мидия; пользуясь молчаливым согласием мадам, используя весь свой богатый опыт, Мидия принялась ублажать ошалелого Камня, дав Взлетающему Орлу возможность осуществлять свое медленное и болезненное для колен бегство.
Виргилий Джонс вышел из Дома за несколько минут до рассвета — в неизменном котелке, часовая цепочка перечеркивает живот — с самым невинным видом насвистывая себе под нос какой-то мотив. Незадачливые линчеватели в большинстве своем разбрелись по постелям, но сгорбленная медвежья фигура Пекенпо упрямо торчала на парадном крыльце. Заметив Виргилия, охотник окинул его недобрым взглядом, но позволил пройти беспрепятственно. Продолжая насвистывать, Виргилий направился вверх по Дороге к виднеющемуся вдали в наступающих предрассветных сумерках склону горы, по пути с улыбкой отметив отсутствие на булыжниках коленопреклоненной медленно ползущей фигуры. Шума ночью не было — значит, побег удался, и сейчас Орел уже наверняка пребывал под защитной сенью леса.
На дальней, противоположной той, где располагался Дом, обращенной к горе окраине К. лес снова вступал в свои права. Среди густой растительности начиналась едва приметная тропка, больше подходящая для осла, чем для пешехода, и, змеясь, поднималась вверх, к последней точке человеческого обитания, к узкой скальной площадке, где ютился домик Лив. На опушке леса у окраины К. Взлетающий Орел должен был дожидаться Виргилия Джонса.
— Как в старые добрые времена, — вздохнул Виргилий Джонс.
Мидия ушла от нее. Избавиться от Взлетающего Орла Джокаста была только рада. К разлуке с Виргилием Джонсом она подготавливала себя уже давно. Все бы ничего, но обнаружить в постели Мидии мужчину, при том, что самой хозяйки постели вскоре и след простыл, было выше ее сил. Мидия, бедная, несчастная Мидия — надо же, чтобы из всех ее девушек это случилось именно с ней.
Куда она ушла? Наверняка отправилась следом за Виргилием и Взлетающим Орлом. Но как далеко она может решиться за ними зайти? Решила ли она идти за ними сама, или они просили ее об этом, можно ли надеяться на ее возвращение, умоляющей о прощении со смиренно и виновато склоненной головой? Джокасте хотелось надеяться на это, но она отлично помнила Лив и хорошо знала, что Мидия не вернется и ей все равно, сможет ли ее хозяйка жить дальше без нее или нет…
Третий провал настиг Джокасту, когда она вышла из комнаты Мидии в коридор, где царила непривычная, тревожная тишина. В момент провала она была совершенно одна.
После того как время вернулось на место, она прислонилась к стене, пытаясь отдышаться. Из своей комнаты к ней вышла Эльфрида. Лицо миссис Грибб было спокойно и неподвижно.
Она подошла к мадам и обняла ее за плечи.
— Мадам, — сказала она, — я хочу остаться у вас. Я хочу остаться… и работать.
Джокаста окинула Эльфриду отсутствующим взглядом.
— У нас как раз открылась вакансия, — ответила она. — Так что вы приняты.
Две брошенные женщины постояли немного рядом, обнявшись; потом Джокаста, глаза которой были красны, высвободилась из рук Эльфриды и пошла к парадной двери Дома. Когда она отперла дверь, на крыльце ее ждал Пекенпо.
— Дом Взрастающего Сына открыт, — объявила ему мадам Джокаста.
Наступило утро.
Глава 52
Николас Деггл встретил утро в кресле-качалке, во дворе, среди деловито выклевывающих что-то в песке цыплят. Он уже начал привыкать к простой жизни в прибрежной хижине. Устремив задумчивый взгляд на море, он размышлял о недавно случившемся провале во времени.
Было очевидно, что Долорес О'Тулл не замечает провалов. Возможно, ее недалекий разум просто отказывался допускать существование провалов, как отказывался воспринимать то, что видели глаза, заставляя Долорес принимать его за Джонса.
Однако, ужаснувшись, сказал себе Деггл, возможно и другое объяснение. Гримус. Гримус овладел новой, дьявольской силой и теперь использует ее, чтобы избавиться от него. Возможно, провалы во времени затрагивают только его, Деггла.
Раскачиваясь как маятник между паранойей и беспомощностью, туда и обратно, Николас Деггл постепенно приходил в отчаяние. В дверях хижины появилась Долорес с ножом в руке. Пришло время для заклания очередного цыпленка.
Долорес уселась перед Дегглом на песок. Внезапно она точно рассчитанным неторопливым движением перерезала себе вены на левом запястье. Потом, переложив нож в левую руку и не теряя спокойствия, она с тем же намерением начала примериваться к правому запястью. Только сейчас избавившись от напавшего на него от неожиданности столбняка, Деггл бросился к хозяйке хижины и попытался отобрать нож. Долорес отшатнулась и приставила лезвие к своему горлу.
— Ради Бога, ты хоть понимаешь, что делаешь? — крикнул ей Деггл.
— С тех пор как я отдалась тебе, каждую ночь я одна, — ответила Долорес. — Каждую ночь ты отвергаешь меня. Я все понимаю, Виргилий, мое тело вызывает у тебя отвращение. Ты ненавидишь меня, и поэтому я не хочу больше жить.
Кровь из ее перерезанного запястья крупными каплями капала на песок.
«Что нужно сделать, чтобы остановить кровотечение из вены?» Деггл беспомощно озирается по
