жалко…
— Никакой счастливой парочки. Никакого Капри, — выпаливаю я, чтобы как можно скорее донести до Клео информацию.
— Что случилось с Люка?
— Мы решили повременить немного со следующим свиданием — например, лет десять.
— Не может быть! — ахает Клео.
— Все нормально, но я определенно не могу оставаться на одном острове с ним. я сломаюсь. Надо исследовать остальную часть Италии.
— Хочешь поехать отдохнуть?
— Нет, на поиски приключений! И я хочу, чтобы ты поехала со мной.
— Ким, я даже не знаю…
— Пять тысяч фунтов — это пятнадцать миллионов лир, Клео. Мы могли бы купить пару розовых мопедов и отправиться в путешествие!
— Что? — ужасается Клео.
— А если тебе не хочется сидеть за рулем, мы можем пойти на шесть разных кулинарных курсов в Тоскане. Или сотню раз прокатиться на гондоле в Венеции. Или купить в Милане семьдесят две пары солнечных очков от Гуччи.
— Мне всегда хотелось побывать во Флоренции, — признается Клео.
— Мы могли бы позволить себе горстку песка с раковины, которую Боттичелли написал для «Рождения Венеры», — предлагаю я.
— А как же работа?
— Девятнадцать тамбуринов для тарантеллы… — не унимаюсь я.
— Наверное, мне бы не помешало переменить обстановку…
— Пожизненный запас граппы!
— Я не могу! — вдруг взрывается Клео.
Тишина. У меня опускаются руки. Я помню, как тяжело было мне выйти из бункера.
— Прости, я не смогу, — повторяет она.
Я не хочу ее заставлять.
— Ладно, — мягко говорю я.
— Я знаю, я веду себя как мокрица.
— Неправда, — успокаиваю я ее.
Два года я активно пропагандировала идею, что «в гостях хорошо, а дома — лучите», — и вот оно, возмездие.
— Просто я подумала… — вздыхаю я.
— И что ты будешь делать? — спрашивает Клео.
Я не могу решиться. Не знаю, смогу ли я путешествовать одна. Я представляю, как потягиваю где- нибудь в одиночестве калуччино, и сердце сжимается от жалости к самой себе. Возможно, Италия будет слишком напоминать мне о Люка. Не верится, что уже завтра я бесследно исчезну из его жизни. И вот наркоз уже кажется заманчивой идеей — с ним уйдет и сердечная боль. Вместе с новообретенными надеждами.
— Ким?
— Я возвращаюсь до мой, — слышу я свой голос. Слово «домой» не приносит должного утешения.
— Чудесно! — восклицает Клео. — Позвони, когда приедешь, я встречу тебя на вокзале.
Я представляю знакомую обстановку, и на меня накатывает уныние.
— Как раз успеешь на «Встречу с Викторией Бекхэм».
— Замечательно, — говорю я. — До завтра. Побежденная, я бреду обратно в бар, размышляя по пути, куда подевалась мама.
— Ну? — спрашивает Марио.
— А, ничего особенного. Я думала, что нашла решение.
— По выражению твоего лица казалось, что оно — удачное.
— Я тоже так думала, — грустно говорю я. Если бы Клео приехала, было бы здорово. Я бы так много всего ей показала, и мы так много нового открыли бы с ней вместе. Когда она только приехала в Кардифф, все было ей в новинку. Она вдохновенно фотографировала и рассуждала, что можно было бы по выходным работать ассистентом профессионального фотографа, но постепенно эта идея отошла в сторону. Я знаю, вдохновение вернулось бы к ней, если бы она приехала сюда. Здесь каждый куст говорит: «Ну же, снимай, я уже улыбаюсь!»
Но штука в том, что она боится приехать, а я боюсь возвращаться. Мы в тупике. Кто-то должен уступить. Теперь — моя очередь.
— Смотри, кого я нашла! — Мама появляется в баре, кружась в вальсе, и на руках у нее Ринго.
Я не могу сдержать радостной улыбки.
— Ты уезжаешь? — грустно говорит Ринго.
— Завтра утром, — подтверждаю я.
— Я должен попрощаться.
Я опускаюсь рядом с ним на колени.
— Спасибо.
— А еще папа просил передать тебе вот это. — Он протягивает мне пакет. Внутри — темно-серый кашемировый свитер Люка, тот самый. — Он сказал, что ты никак не можешь найти свитер, который не колется, и что этот тебе нравится.
— Да, очень. — Я заворачиваюсь в мягкую теплую шерсть.
Я ужасно счастлива, что теперь у меня есть его вещь, к которой можно уютно прижаться.
— Кашемир — это навсегда, — сообщает мне Ринго.
Так свитер становится обручальным кольцом.
— Скажи своему папе, пожалуйста, что свитер мне очень нравится.
— У меня тоже есть для тебя кое-что. — Ринго подает мне маленький бумажный пакет.
Я открываю его и вынимаю глиняную тарелочку с Лазурным Гротом.
— Чтобы ты запомнила это волшебство! У меня сжимается сердце.
— Я никогда не за буду! — Всхлипнув, я прижимаю Ринго к сердцу.
Невероятно, я оставляю здесь двух любимых мужчин.
— Пожалуйста, приезжай еще, поскорее! — Ринго не отрываясь смотрит на меня огромными карими глазами.
— Обязательно! — обещаю я. — Присмотри за моей мамой, пожалуйста. Проследи, чтобы она заказывала правильные сочетания мороженого!
Ринго робко хихикает:
— Конечно.
Мама ерошит его волосы.
— Отведу-ка я тебя лучше обратно в магазин. Ринго кивает. Я смотрю, как они идут к двери.
Вдруг Ринго вырывается и бежит обратно ко мне, чтобы я его еще раз обняла.
— TI amo, Ким!
— Я тоже тебя люблю, — вздыхаю я, прижимаясь щекой к его шелковистым волосам.
Когда через полчаса мама возвращается, я все еще в задумчивости поглаживаю кашемировые рукава.
— Мне очень жаль, что у вас с Люка так получилось, — говорит она и присаживается рядом.
Мама произносит это очень искренно, и ее несколько ошарашивает, когда я отвечаю:
— А мне — нет. Ну, мне жаль, что это закончилось, но я не собираюсь сожалеть о том, что это случилось, как бы больно мне ни было.
— А ты уверена, что сдаешься не слишком рано? Я вздыхаю.
— Я люблю Люка, но я не смогу простить себе, если Ринго из-за меня потеряет отца. В каком-то смысле я бы причинила ему то… — Я замолкаю.
