'Молодец, Тоха! Хорошую песню подобрал!' - думал я, глядя на лица слушателей. Даже 'наши' приободрились, не то что новички и гости.
Когда песня закончилась, слушатели разразились 'бурными аплодисментами' - долго, но практически беззвучно хлопали. Пример подал наш командир - он широко размахивался, но ладони сводил вместе практически без звука.
А затем Тошка, совершенно неожиданно для меня спел любэшного 'Комбата', только непривычно камерно, не срываясь на припеве в крики и скандирование, а негромко и протяжно.
И надоевшие в своё время до зубовного скрежета слова воспринимались совсем-совсем иначе:
А может, это не Тохина манера исполнения сказывалось, а то, что я уже начал понимать, что значит закрыть собою друга в бою, и то, как важна она, эта самая цигарка, скуренная 'впополам'. И, хоть я ещё не видел горящих танков и не слышал матерно-грозного клича наступающей русской пехоты, старая песня из будущего что-то такое во мне задела.
Стараясь отвлечься от накативших на меня переживаний, я принялся украдкой наблюдать за остальными. Вот привалился к стене весельчак Миша Соколов и не замечает слёз, струящихся по щекам, горный мачо Горгорадзе слушает, открыв рот, а старлей Зайцев спрятал лицо в ладони. И понимание того, что не меня одного, как говориться, пробрало, породило новое, странное чувство! Какого-то единства со всеми, находящимися в комнате. И ещё с сотнями и тысячами тех, кто сейчас сидит в окопах, идёт по дорогам, пробирается через леса… Со всеми теми, кто защищает сейчас нашу Родину.
Во время последнего куплета в дом вошёл Люк и присел на корточки у стены. Когда Антон закончил песню, Саша попросил:
- А 'и на рассвете…' споёшь?
Арт кивнул и заиграл вступление. 'Чёрт, что-то знакомое, но что?' - слёту я определить не смог:
'О нет! - дошло до меня, - как местным объяснить слова 'солдат', 'гвардейский'?' - заполошно подумал я.
И действительно, после припева наши гэбэшники оживились, а старший сержант даже что-то спросил