— Но есть воля партийной организации, — сказал Григоренко. — Если вы не хотите с ней считаться, я вынужден доложить об этом в политотдел.
— Дело ваше, — сказал Жогин. — Можете докладывать хоть в политуправление.
Григоренко вышел. Полковник посмотрел ему вслед, прислушался к гулкому звуку удаляющихся шагов и вдруг подумал: «Перехватил я, кажется». Тяжело вздохнув, он взялся обеими руками за ремень и долго стоял на месте. «Да, пересолил». — Распахнув дверь, приказал дежурному позвать Григоренко.
— Садитесь, — сказал Жогин, когда замполит снова вошел в кабинет. Долго испытывал его прямым немигающим взглядом, потом спросил сдержанно: — Ну что, будете жаловаться?
Григоренко промолчал.
— Очень красиво получается. Заместитель недоволен командиром. В таком случае что же остается от железной воинской дисциплины? Ничего. А как быть мне, начальнику, скажите?
— Опираться на партийную организацию, — ответил Григоренко. — Уважать ее мнение.
Полковник подумал, потом сказал устало:
— Это слова. На деле получается другое. Вот вы изобьете сейчас на бюро Крайнова, подорвете его командирский авторитет.
— Зачем же избивать? — сказал Григоренко. — Мы хотим серьезно разобраться в том, что произошло, предупредить другие подобные случаи. А что касается авторитета, я думаю, скрытием происшествий мы его не поднимем.
Жогин глубоко вздохнул, побарабанил по столу пальцами, сказал:
— Ладно, заседайте. Но помните наш разговор...
Домой Жогин шел пешком. Хотелось успокоиться на морозном воздухе, побыстрее отогнать от себя мучившие мысли. Но успокоение не приходило. Полковник никак не мог понять, правильно ли он поступил, дав согласие на обсуждение Крайнова. Никогда раньше ему не приходилось прибегать к подобным уступкам: политработники знали свое место.
«Показать бы место и Григоренко, встряхнуть бы, — подумал полковник, медленно шагая по звонко хрустящему снегу, — Да, видно, время не то. Даже генерал Ликов изменился. Сперва дал согласие отстранить Мельникова от должности комбата, потом передумал. А зря. Тут важна твердость».
Домой Жогин пришел с окончательно испорченным настроением. Мария Семеновна заметила это сразу, тихонько спросила:
— Ты почему медведем смотришь?
— А ты меньше присматривайся, — буркнул Павел Афанасьевич. Он бросил на жену сердитый взгляд и прошел к столу, где в расстегнутой белой рубахе сидел Григорий. Похлопал его по плечу:
— Ну, как чувствуешь себя под командованием мамаши? Поди, тоже нелегко?
Григорий смущенно заулыбался.
— Ничего, — продолжал Жогин, — закаляйся.
Говорил он громко, чтобы казаться веселым, но удавалось это ему с трудом. Мысли о заседании бюро не давали покоя. «А может, позвонить генералу? — подумал вдруг Жогин и ухватился за эту идею: — Да, да, позвоню сейчас же».
Пока ожидал голоса комдива, успокаивал себя надеждой: авось будет поддержка. Тогда он, Жогин, сумеет как следует поговорить с Григоренко.
В трубке что-то гудело и резко посвистывало, будто завывал ветер. Голос Павлова был слышен слабо. Некоторые слова совершенно пропадали. И все-таки Жогин понял: не оправдались его надежды на поддержку.
Шум в трубке наконец прекратился. Голос Павлова словно прорвался сквозь густые вихри бурана и зазвучал сильно, отчетливо:
— Непонятна мне ваша позиция, Павел Афанасьевич. Вместо того, чтобы опираться на коммунистов, идти с ними локоть к локтю, у вас какие-то разногласия.
— Разрешите доложить, — сказал Жогин и принялся было вновь объяснять свое отношение к поставленному на бюро вопросу.
Генерал прервал его:
— Обождите. Это долгий разговор. Мы вернемся к нему. А мешать работе парторганизации не советую.
Жогин стоял в раздумье, ругая себя за пустую затею, потом нажал тяжелым пальцем на рычажок, а когда отпустил, крикнул в трубку повелительно:
— Дежурного!
Дождавшись ответа, спросил:
— Григоренко там?
— У них заседание...
— Вызовите!
Григоренко вскоре подошел к телефону, сказал с обычной невозмутимостью:
— Слушаю.
Жогин громко кашлянул. Говорить он много не собирался. Но спросил все же, как всегда, строгим тоном:
— Ну как?.. Что там у вас?
— Обсуждаем, — коротко ответил Григоренко. — Все идет нормально.
— Как это понять: «нормально»?
— А так. Для беспокойства нет причины. Отдыхайте.
Помолчав, полковник сказал уступчиво:
— Ладно, завтра доложите.
Опустив трубку, он долго стоял, облокотясь на тумбочку. Странно и непривычно было думать, что заседание бюро шло вопреки его воле.
В коридор заглянула Мария Семеновна:
— Паша, ты заснул, что ли?
Жогин вскинул голову, но не ответил.
Утром Жогин поднялся раньше обычного. Несмотря на плохое настроение, он все же выполнил несколько гимнастических упражнений, но завтрака ждать не стал молча оделся, вышел на улицу. У крыльца поднял обломок детской лыжной палки. Шел не торопясь, постукивая палкой по голенищу сапога.
Проходя штабным коридором в свой кабинет, сказал дежурному:
— Позовите ко мне Григоренко.
— Подполковника еще нет, — ответил дежурный.
Жогин поморщился.
— Тогда звоните в первый батальон и вызывайте Крайнова.
— Слушаюсь.
Вскоре в дверях появился запыхавшийся Крайнов. Подбросив руку к виску, он словно застыл на мгновение и прерывистым голосом доложил:
— По вашему приказанию, товарищ полковник...
Жогин посверлил взглядом вошедшего, спросил с приметной язвинкой:
— Значит, проработали?
Старший лейтенант недоуменно заморгал глазами.
— Что? Не согласны с бюро?
— Почему?.. Я сам.
— Что «сам?» С просьбой в бюро обратились о. проработке. Так, что ли?
— Никак нет.
