застонал.
— Очухивается, — обернулся солдат. — Пора нам идти. Когда они соберутся с мыслями, то переврут все так, словно это мы на них напали. А поскольку это их деревня, а мы с вами оба чужестранцы, поверят им, а не нам. Я собираюсь срезать напрямик через холмы. Послушайте моего совета, делайте как я.
— О учтивейший из бойцов, я почту за честь, если мне будет позволено сопровождать вас, — отвечал Абдулла.
— Да пожалуйста, — пожал плечами солдат. — И то развлечение — заполучить попутчика, которому не надо врать. — Он поднял с земли ранец и шляпу — судя по всему, у него достало времени на то, чтобы перед схваткой аккуратно сложить имущество под деревом, — и двинулся в лес.
Некоторое время они упорно пробирались между деревьями. При взгляде на солдата Абдулла казался сам себе удручающе хилым. Солдат шагал легко и быстро, словно шел под горку. Абдулла хромал следом. Левая пятка у него была стерта в кровь.
Наконец солдат остановился на проплешине и подождал его.
— Вам что, трет этот фасонистый башмак? — спросил он. — Присядьте на камень, разуйтесь. — При этих словах он расстегнул ранец. — У меня тут презабавная аптечка, — похвастался он. — Наверное, на поле битвы нашли. Ко мне-то она еще в Дальнии попала.
Абдулла сел и стащил с ноги туфлю. Облегчение, которое он при этом испытал, испарилось, стоило ему посмотреть на пятку. Она действительно была стерта в кровь. Солдат что-то пробормотал и наложил на нее какую-то белую тряпочку, которая тут же сама и прилипла — ее даже прибинтовывать не пришлось. Абдулла охнул. И тут от тряпочки стала распространяться блаженная прохлада.
— Не колдовство ли это? — спросил Абдулла.
— Может быть, — согласился солдат. — Эти ингарийские колдуны, думаю, всю армию снабдили такими наборами. Надевайте башмак. Теперь вы сможете идти. Нам надо оказаться подальше, пока папаши этих мальчишек не оседлали коней, чтобы нас искать.
Абдулла с опаской сунул ногу в туфлю. Нет, эта тряпочка наверняка волшебная. Пятка была как новенькая. Теперь Абдулла шагал почти вровень с солдатом — и очень кстати, потому что солдат шел себе и шел вперед и вверх, пока Абдулле не показалось, что они протопали никак не меньше, чем сам он вчера в пустыне. Время от времени Абдулла не выдерживал и оборачивался — не скачут ли за ними всадники. Он твердил себе, что они будут на конях, а не на верблюдах и что это вносит в его жизнь разнообразие, однако было бы куда лучше, если бы для этого самого разнообразия его никто не преследовал. Задумавшись об этом, Абдулла обнаружил, что даже на Базаре родичи первой жены его отца тоже преследовали его с тех самых пор, когда отец умер. Абдулле даже стало досадно, что раньше он этого не понимал.
Тем временем они забрались так высоко, что лес сменился жестким кустарником и скалами. Когда наступил вечер, кругом остались только скалы, — путники были почти у вершины горной гряды, где к уступам льнули лишь редкие пахучие кустики. Опять что-то вроде пустыни, думал Абдулла, пока солдат вел его по узкому ущелью между высоких скал. Было совсем не похоже, что в подобных местах можно раздобыть себе ужин.
По пути через ущелье солдат вдруг остановился и снял с плеча ранец.
— Присмотрите-ка за ним, — попросил он. — С этой стороны в утесе вроде бы виднеется пещера. Подтянусь-ка я и посмотрю, хорошее ли это место для ночлега.
Когда Абдулла устало поднял глаза, то увидел, что над головами у них действительно виднелась дыра. Представить себе, будто там можно спать, Абдулла не мог. В дыре наверняка было холодно и жестко. Хотя и то лучше, чем лечь прямо на камни под открытым небом, решил он, печально глядя, как солдат легко подтягивается и сует голову в дыру.
Раздался визг — так могло бы визжать свихнувшееся железное колесо.
Абдулла увидел, как солдат отшатнулся от пещеры, закрыв лицо рукой, и едва не рухнул на камни спиной. Однако ему удалось вывернуться и съехать на тропу в сопровождении целой лавины мелких камешков.
— Там какой-то дикий зверь! — просипел он. — Пошли дальше.
Из восьми длинных царапин вовсю сочилась кровь. Четыре царапины начинались у солдата на лбу, пересекали бровь и продолжались на щеке до самого подбородка. Еще четыре шли по руке от запястья до локтя. Рукав был разодран. Судя по всему, солдат едва успел закрыть рукой глаз, а то мог бы его и лишиться. Он был так ошарашен, что Абдулле пришлось подобрать с земли ранец и шляпу и повести своего спутника дальше по ущелью, что он и сделал — и сделал весьма поспешно. Абдулле вовсе не хотелось нарваться на дикого зверя, который сумел сотворить такое с этим солдатом.
Через сотню ярдов ущелье кончилось. И кончилось оно превосходным местом для ночевки. Путники оказались по ту сторону гор, перед ними открывался великолепный вид на тамошние земли — золотые и зеленые, мглистые в лучах заходящего солнца. Ущелье упиралось в обширную скалистую площадку, переходившую в подобие пещеры, так как над наклонным полом нависали скалы. К тому же по камням стекала, журча, вода из крошечного источника.
Хотя все складывалось как нельзя лучше, Абдулле вовсе не нравилась мысль о ночлеге поблизости от того дикого зверя. Однако солдат настоял на своем. Царапины у него болели. Он бросился на покатый скальный пол и вытащил из колдовской аптечки какой-то бальзам.
— Разведите костер, — велел он, смазывая снадобьем раны. — Дикие звери боятся огня.
Абдулла покорился и, побродив вокруг, собрал пахучих веток на растопку. На скалах наверху когда-то гнездился орел или другая большая птица. Старое гнездо Абдулла превратил в несколько охапок сухой травы и гору сучьев, так что дров у них оказалось предостаточно. Когда солдат закончил умащаться бальзамом, он вынул коробочку с трутом и разжег на покатом полу костерок. Пламя превесело прыгало и потрескивало. Дымок, запах которого напомнил Абдулле благовония из его палатки, поплыл к самому краю площадки и смешался с предвестниками чудесного заката. Абдулле подумалось, что, если костру и впрямь удалось отпугнуть того пещерного зверя, дела обстоят почти что замечательно. К сожалению, почти что, поскольку на много миль окрест нет ни крошки съестного. Абдулла вздохнул.
Солдат вытащил из ранца металлическую банку.
— Будьте добры, налейте сюда воды, — сказал он, не сводя глаз с прицепленной к поясу Абдуллы бутылки с джинном. — Если, конечно, у вас в бутылочке не припасено чего покрепче.
— Увы, нет, — отвечал Абдулла. — Это реликвия, редкое матовое стекло из Сингиспата. Я ношу ее с собой из сентиментальных побуждений. — Он вовсе не собирался сообщать о джинне человеку столь нечестному, как этот солдат.
— Жалко, — заметил солдат. — Тогда принесите водички, и я сготовлю нам ужин.
Теперь все стало почти совсем замечательно. Абдулла с радостью запрыгал к источнику. Когда он вернулся, оказалось, что солдат достал кастрюльку и высыпает в нее сушеное мясо и фасоль из пакетов. Добавив в кастрюльку воды и каких-то загадочных кубиков, он пристроил ее над костром кипятиться. За поразительно короткое время смесь превратилась в густое жаркое. И дивно запахла.
— Тоже колдовство? — спросил Абдулла, когда солдат вывалил половину жаркого в оловянную миску и протянул миску ему.
— Скорее всего, — кивнул солдат. — Я это подобрал на поле битвы.
Остаток жаркого он забрал себе прямо в кастрюльке и извлек откуда-то пару ложек. Путники устроились есть, дружелюбно поглядывая друг на друга, костерок между ними потрескивал, небо понемногу становилось розовым, багряным и золотым, а поля внизу поголубели.
Абдулла решил, что он подсчитывает золото, которое получит с жителей этих земель. Его изрядно удивило, когда солдат сказал:
— Всегда любил разбивать лагерь под вечер. Только поглядите, какой закат. Потрясающе!
Было действительно потрясающе. Набежавшие с юга облака протянулись по небу, словно рубиновая горная гряда. Абдулла глядел, как вспыхнула винно-красным часть лиловых гор, как поднялся из ущелья оранжевый дым, словно из жерла вулкана, как разлилось за горами тихое розовое озеро. А вдали на фоне безбрежной глубины сине-золотого неба-моря проплывали острова, рифы, бухты и мысы. Словно бы
