виду.
— Это животное ничуть не бедное, — возразил Абдулла. — Неужели сердобольный стрелок не понимает, что жуткая тварь вчера вечером едва не выцарапала ему глаз?
— Понимаю, — нежно ответил солдат. — Защищалась, бедняжечка. А что, у вас в бутылке джинн, да? Это он — ваш дымный синий приятель?
Один путешественник, предлагавший ковер на продажу, как-то рассказал Абдулле, что большинство северян почему-то невероятно сентиментальны, когда дело касается животных. Абдулла пожал плечами, с кислым видом повернулся к бутылке и оказалось, что джинн юркнул в нее, не сказав ни слова благодарности. Только этого не хватало! Теперь придется стеречь бутылку пуще зеницы ока.
— Да, — сознался он.
— А я так и думал, — заявил солдат. — Слышал я про джиннов. Только поглядите, а? — Он нагнулся и очень-очень бережно поднял шляпу, и на лице его появилась странная, ласковая улыбка.
Этим утром с солдатом определенно что-то стряслось — словно за ночь мозги у него размягчились. Абдулле подумалось, что дело, наверное, в царапинах, хотя они уже почти исчезли. Он в тревоге поспешил к солдату. Кошка немедленно объявилась на вершине скалы и принялась издавать железный колесный скрежет, каждым изгибом небольшого черного тела выражая гнев и страх. Абдулла не обратил на нее внимания и поглядел в шляпу. Из ее сального нутра на него глянула пара круглых голубых глаз. Маленькая розовая пасть сердито зашипела, и на поля, размахивая для равновесия хвостиком- морковкой, выполз крошечный черный котенок.
— Ну разве не прелесть? — влюбленно пролепетал солдат.
Абдулла поглядел на вопящую на скале кошку. Он замер, а потом бросил на нее еще один осторожный взгляд. Зверюга стала просто огромная. На скале высилась громадная черная пантера, скаля на него мощные белые клыки.
— О мой смелый спутник, эти животные наверняка принадлежат какой-нибудь ведьме, — дрожащим голосом проговорил он.
— Если и так, значит, ведьма умерла или случилось еще что-то, — сказал солдат. — Вы же видели, они живут сами по себе в пещере. Киске-маме пришлось ночью тащить котеночка в зубах всю дорогу сюда. Вот ведь чудо, а? Как будто бы знала, что мы ей поможем! — Он поднял глаза на громадную тварь, рычащую на скале, и словно бы и не заметил, какого она размера. — Спускайся, лапочка! — сладко пропел он. — Ты же знаешь, мы ни тебе, ни твоему котеночку ничего не сделаем!
Зверюга-мать спрыгнула со скалы. Абдулла сдавленно охнул, пригнулся и тяжко осел наземь. Громадная черная туша пролетела у него над головой — и тут, к его изумлению, солдат принялся хохотать. Абдулла возмущенно поднял голову и увидел, что тварь снова стала небольшой черной кошкой, которая нежно-пренежно топталась на широком плече солдата и терлась о его щеку.
— Ты просто чудо, крошка Полночь! — смеялся солдат. — Сразу поняла, что ради тебя я не брошу в беде твоего Шустрика-Быстрика! Правда? Пра-а-авда… Размурлыкалась…
Абдулла с презрением поднялся и отвратил взор от этого пиршества любви. Кастрюльку за ночь тщательно вылизали. Оловянную миску прямо-таки отполировали. Абдулла пошел и сердито вымыл посуду в ручье, надеясь, что солдат скоро забудет об этих опасных колдовских тварях и начнет думать о завтраке.
Однако когда солдат наконец положил шляпу и заботливо ссадил мамашу-кошку с плеча, задумался он в первую очередь о завтраке для кошек.
— Им надо молока, — заявил он, — и хорошую миску свежей рыбки. Скажите этому вашему джинну, пусть принесет.
Из горлышка бутылки взметнулась струя лиловато-синего дыма и сгустилась в раздраженное лицо джинна.
— Нет уж! — воскликнул джинн. — Мое правило — одно желание в день, а сегодняшнее уже израсходовано вчера. Пойдите половите рыбу в ручье.
Солдат яростно двинулся на джинна.
— Так высоко в горах никакая рыба не водится, — сказал он. — Крошка Полночь умирает от голода, а ведь ей еще котеночка кормить!
— Тем хуже! — возразил джинн. — И не надо грозить мне, солдат. Кое-кому случалось превращаться в жаб и за меньшие провинности.
Солдат был человеком безусловно храбрым — или, подумалось Абдулле, безусловно глупым.
— Только попробуй, и я разобью твою бутылку — в любом обличье! — рявкнул он. — Я же
— Предпочитаю эгоистов, — возразил джинн. — Так что, ты правда хочешь стать жабой?
Из бутылки вырвалось еще несколько клубов дыма, из них вылепились руки и принялись делать пассы, которые Абдулла, к своему ужасу, узнал.
— Нет-нет, молю тебя, остановись, о диамант среди духов! — поспешно сказал он. — Пусть его, солдата; а тебя я прошу снизойти и в виде великой любезности исполнить с опережением на день еще одно мое желание — чтобы мы накормили этих зверей.
— Тебе тоже неймется стать жабой? — уточнил джинн.
— Если в пророчестве сказано, что Цветок-в-Ночи выйдет замуж за жабу, сделай меня жабой, — благочестиво ответил Абдулла, — только сначала, о великий джинн, принеси молока и рыбы.
Джинн недовольно крутанулся:
— Чтоб оно провалилось, это пророчество! Ничего не могу с ним поделать. Ладно. Исполню я твое желание, но за это меня оставят в покое на ближайшие два дня.
Абдулла вздохнул. Чудовищное расточительство.
— Хорошо.
На скалу у его ног со звоном приземлились крынка молока и овальное блюдо с целым лососем. Джинн наградил Абдуллу взглядом, полным глубочайшего презрения, и втянулся в бутылку.
— Отличная работа! — похвалил солдат и принялся с большой помпой крошить ломтики лососины в молоко, проверяя, чтобы в них не было косточек и киска бы не подавилась.
Абдулла обратил внимание на то, что все это время кошка мирно лежала в шляпе, вылизывая котенка. Она словно бы и не заметила, что поблизости находится джинн. Однако лосося она заметила. Стоило солдату начать свою стряпню, как она бросила котенка и стала увиваться вокруг своего благодетеля — тонкая, нетерпеливая, мяукающая.
— Сейчас, сейчас, мое черное сокровище! — журчал солдат.
Абдулле осталось только предположить, что волшебство кошки и волшебство джинна оказались столь различными, что друг друга они не чувствовали. В сложившейся ситуации для него была одна радость — лосося и молока явно хватало и на людей тоже. Пока кошка изящно насыщалась, а ее котенок лакал, чихал и всячески старался не уронить звания новичка, булькая молоком с лососевым духом, солдат с Абдуллой устроили себе настоящий пир из молочной каши и жареного лососевого филе.
После подобного завтрака Абдулла стал добрее к миру. Он сказал себе, что лучшего спутника, чем этот солдат, джинн ему приискать не мог. Да и джинн был вполне ничего себе. К тому же, Абдулла не сомневался, что совсем скоро увидится с Цветком-в-Ночи. Он как раз дошел до мысли о том, что и Султан, и Кабул Акба, в сущности, не такие уж плохие ребята, когда обнаружил, к собственной ярости, что солдат намерен прихватить кошку и котенка с собой в Кингсбери!
— Однако, о благонамереннейший из бомбардиров и дальновиднейший из драгун, что же станется с вашими планами касательно сбора пособия с местного населения? — запротестовал он. — Нельзя же грабить награбленное с котенком в шляпе!
— Но ведь вы пообещали мне принцессу, так что теперь мне нет нужды в подобных занятиях, — невозмутимо ответил солдат. — А оставить Полночь и Шустрика-Быстрика голодать на этой горе просто невозможно. Это жестоко!
Абдулла понял, что проиграл. Он кисло привязал бутылку с джинном к поясу и зарекся обещать что-либо солдату. Солдат застегнул свой ранец, разбросал костер и бережно поднял шляпу с котенком. Он начал спускаться по склону вдоль ручейка, свистнув Полуночи, словно она была собакой.
