в течение трех лет, — возразила Ольга. — Там осталось еще очень и очень немало. Неужто ты не потрудился пересчитать? Вот уж ни в жизнь не поверю!
— Ты меня ограбила! — возопил Олаф. — Я эти деньги на старость копил! И тебе на приданое, неблагодарная девка!
— Ну так значит, это были мои деньги, — сказала Ольга.
— Ничего подобного! — заорал любящий папаша. — Дочь принадлежит своему отцу, пока он не купит ей мужа! На то самое приданое! И ты прекрасно знаешь, вороватая ведьма, что я приготовил тебе прекрасного мужа — а ты ограбила меня и сбежала!
— Ну да, отчасти именно поэтому я и сбежала, — кивнула Ольга.
— Нет, вы слыхали, а? — воскликнул Олаф, обводя взглядом притихших студентов, словно был уверен, что они наверняка с ним согласятся. — Вы когданибудь слыхали о подобной неблагодарности? Дочь должна слушаться папу!
— Только в том случае, если отец честно выполняет свою часть сделки, — возразил Лукин.
Выпученные голубые глаза Олафа и ствол его пистолета уставились на Лукина.
— Этто что такое? А ну, отвечай, кто б ты ни был!
— Я говорю, — начал Лукин, дрожа не меньше Ольги, — что послушания можно требовать лишь в том случае, если…
— Это наследный принц Лютерии, отец! — поспешно вставила Ольга.
— Аa. Ну, тогда я его убивать не стану, — сказал Олаф. — Прострелю ему, пожалуй, колено, да и всего делов. Но сперва я хочу получить назад свои деньги!
Он перевел взгляд на Коркорана.
— Эй, вы! А ну выкладывайте денежки. Возвращайте все, что эта неблагодарная кляча заплатила вам за обучение.
«Главное — успокоить его, — думал Коркоран. — Добиться, чтобы он ушел».
— Дада, конечно! — с готовностью ответил он. — Надо только попросить казначея, чтобы принес деньги.
Он уже успел отправить по нескольку магических призывов волшебнику Денчу, и волшебнику Финну, и Мирне, и Умберто, и всем, кто только мог оказаться в университете. «Но где же они? Почему никто из них даже не пытается чтонибудь сделать?» — лихорадочно думал он.
А для Эльды это поспешное согласие Коркорана оказалось последней каплей. Она окончательно в нем разочаровалась. Она чувствовала, что он весь размяк от страха. Как и все прочие. Ей и самой было ужасно страшно. Она отчаянно ненавидела Олафа, ненавидела людей, которые стояли рядом с ним, хладнокровно сжимая оружие. Эльда словно уже чувствовала, как арбалетный болт вонзается ей в грудь. Тупой удар. Вспышка боли. Ошеломляющее понимание, что в следующий миг ты умрешь… И одной мысли об этом было достаточно, чтобы вынудить Эльду и всех прочих смирно оставаться на местах, как будто на них наложили заклятие оцепенения. И еще она видела, что Олаф — из тех людей, которых Дерк называл психопатами, что ему нравится стрелять в людей. Однако все это Коркорана не извиняло. Он ведь был волшебник, он мог попытаться сделать хоть чтонибудь!
— Хорошоо! — пропел бывший пират и расплылся в самодовольной улыбке, от которой на его впалых щеках появились длинные складки. — Очень разумно с вашей стороны, Коркоран. Ну, зовите сюда вашего казначея. Ольга, а ты иди сюда, будь умницей. Твой муженек здесь и ждет тебя!
Он обнял левой рукой толстого, плечистого мужика, что стоял рядом с ним, и выпихнул его вперед. По лицу Ольги промелькнула тень отчаяния. У мужика была круглая рожа, не хватало нескольких зубов, а на подбородке топорщилась жиденькая бороденка. Голова у него была обрита наголо, видимо, затем, чтобы все могли видеть его уши, унизанные рядами золотых сережек. По тому, как он смотрел на Ольгу, по тому, как он двигался вперевалку, по тому, как свисали его длинные руки, все тотчас поняли, что этому человеку нравится избивать людей и что он уверен: на этот раз Ольга от него не уйдет.
— Торкель, — представил Олаф. — Мой главный сборщик дани. Ты его жестоко обидела, Ольга.
— Приятно слышать, — сказала Ольга, не двигаясь с места.
Олаф шумно втянул воздух, собираясь снова заорать, но тут, неожиданно для всех, вскочила на ноги Мелисса, сидевшая за соседним столом.
— А ну прекратите! — воскликнула она. — Что это такое, в конце концов! Почемуто все уверены, что раз ты женщина, да еще и красивая женщина, то тебе не положено заниматься магией, а положено сидеть дома, нянчить детей, слушаться и выходить замуж за… за кого попало! Ну почему? Почему? Вот вам, господин Олаф, понравилось бы, если бы я на всю жизнь заперла вас в четырех стенах и заставила жениться на великанше?
К этому времени все так возненавидели Олафа, что устроили бы Мелиссе бурную овацию, только никто не решился шевельнуться. Все только молча уставились на нее. Она стояла, скрестив руки на груди, широко раскрыв глаза и раскрасневшись, еще более красивая, чем всегда. «Ну надо же! — подумали все. — А Мелиссато у нас, оказывается, еще и храбрая!» И все улыбнулись ей, включая Олафа. Но улыбка Олафа походила на улыбку голодного кота, прижавшего лапой мышку.
— Ишь, какая смелая! — сказал он. — Заберемка мы тебя с собой.
— Только попробуйте! — воскликнула Мелисса. — Я… я вас заколдую! Я знаю множество ужасных заклятий!
Олаф одобрительно ухмыльнулся.
— Ничего, я все же рискну, — сказал он и обернулся к Торкелю. — Где этот проклятый жрец? Чего ты ждешь? Ты, в конце концов, жениться собираешься или нет?
Торкель закивал и поманил рукой когото, стоявшего позади. Позади зашебуршались, и к Олафу приволокли верховного жреца Энскера. Ктото держал у его затылка пистолет.
— Вставай, Ольга, — велел Олаф. — Иди сюда, мы тебя сейчас окрутим.
Ольга из бледной сделалась серой: она только теперь поняла, что ее отец действительно готов на все. Она медленно встала и оглянулась на обращенные к ней безмолвные лица.
— Я думала, он отступится, когда поймет, что это серьезно, — сказала она. — Извините, что так получилось.
«Ну сделайте же чтонибудь, хоть ктонибудь!» — отчаянно подумала Эльда. Она покосилась на Клавдию: Клавдиято обязательно чтонибудь придумает! — но та попрежнему сидела бледнозеленая и не сводила глаз с вешалки, стоящей рядом с Олафом. На самомто деле Клавдия пыталась заставить вешалку опрокинуться и прибить Олафа, но Эльда подумала, что девушка просто парализована страхом. Эльде захотелось завизжать.
Она подумала, не стоит ли испустить понастоящему пронзительный грифоний вопль. Но нет, это только заставит пиратов спустить курки пистолетов и арбалетов. Это было действительно ужасно: быть таким беспомощным, когда вокруг столько народу, владеющего магией, умеющего ею пользоваться, исполненного гнева и ненависти к Олафу! Когда Ольга медленно пошла к отцу, Эльда ощутила этот гнев всей кожей: самый воздух был пропитан им, точно перед грозой. От этого гнева мех Эльды встал дыбом и перья встопорщились. Она чувствовала даже беспомощный гнев людей, толпившихся снаружи, на крыльце. Судя по ощущению, там были волшебники Умберто и Денч. Они привели с собой привратника и сторожа, но никто из них не знал, что делать.
«Эгей! — подумала Эльда, когда Ольга была уже в трех шагах от Торкеля и несчастного, задыхающегося верховного жреца. — Да ведь я же могу использовать весь этот гнев!» И она принялась собирать его и магию всех людей, которые его испытывали, притягивая его к себе — вспышки гнева, порывы гнева, огненные тучи гнева: негодование Мелиссы, холодную ярость Фелима, бешенство Рёскина, возмущение девушек, сидевших рядом с Фелимом, страх и ненависть Коркорана, отвращение Вермахта — как такое могло произойти с
Выплескивая гнев, Эльда невольно подпрыгнула — и все пистолеты и арбалеты тотчас же устремились в ее сторону. Огромная грифонша была прекрасной мишенью. Но гнев опередил пиратов, и они
