нагревали воздух.
Их доставили сюда сразу после того, как Таул принес свою клятву. Рыцарь тогда заковылял прочь от шатра, слепой и глухой ко всему на свете, и кровь промочила его наспех сделанную повязку. Герцог легко взмахнул рукой, и вперед выступил человек в просторных шелковых одеждах, не совсем успешно скрывавших объемистый живот. Он сказал, чтобы рыцарь следовал за ним во дворец. Таул не имел сил бороться и разрешил себя увести. Хват толстяку был ни к чему, но мальчик, отказываясь отойти хотя бы на шаг от Таула и угрожая заорать во всю глотку, если его прогонят, добился, что взяли и его.
Так вот они и оказались в гостях у самого герцога. Здесь было лучше, чем на конюшне — любое место, где нет лошадей, было бы лучше, — но поживиться, как это ни грустно, было нечем. С тех самых пор как Хват оставил свою котомку у Тугосумки, у него не выходили из ума его бывшие сбережения. Нужно было срочно восполнить свою опустевшую сокровищницу и помочь наличности Брена оборачиваться с должной быстротой.
Этот дворец небось по самую маковку набит деньгами, но законы гостеприимства запрещают промышлять здесь. Обкрадывать хозяина дома, в котором живешь, бесчестно. Скорый, который сам не раз давал приют товарищам по ремеслу, строго внушал Хвату правило святости уз между хозяином и гостем: «Ты можешь выпить все его запасы, оскорбить его доброе имя и даже переспать с его женой, но ты никогда и ни при каких обстоятельствах не должен у него воровать». От этих трогательных слов у Хвата каждый раз подступал к горлу комок. Поэтому о том, чтобы красть во дворце, не могло быть и речи.
Хват поскреб подбородок, обдумывая один заковыристый вопрос. Скорый ни слова не говорил о том, что нельзя порыскать по дому, чтобы посмотреть, где хозяин прячет свое добро. На этот счет никакого правила явно не существует. Быть может, позже он и предпримет небольшую вылазку, совершенно бескорыстную, разумеется. Можно узнать очень многое, всего лишь прогулявшись мимо сокровищницы.
Хвата пробудила от задумчивости внезапно открывшаяся дверь. На пороге возникла молодая женщина, та самая, которая умоляла его остановить бой: женщина с портрета. Увидев, что Таул спит, она вошла в комнату и прикрыла за собой дверь. Когда она подошла поближе, Хват заметил, что по ее лицу струятся слезы.
— Как он себя чувствует? — спросила она.
Хват одернул камзол и пригладил волосы. Судя по тому, как она одета, это очень знатная дама. В ту ночь на ней был простой шерстяной плащ, а теперь атлас и жемчуга.
— Неважно, госпожа. Весь вчерашний день проспал.
Легкий страдальческий звук сорвался с ее губ, и она метнулась к Таулу. Хвату достало мгновения, чтобы увидеть, что в руке у нее кинжал. Молниеносным броском Хват перекрыл ей путь, схватил за руку и отнял оружие. От нее пахло спиртным, и брага оставила мокрый след на платье. Не имея сил бороться, она разразилась новым потоком слез, бормоча снова и снова:
— Ненавижу его. Ненавижу.
Хват догадался, что Блейз, должно быть, умер.
Недолгое время спустя девушка как будто взяла себя в руки, вытерла слезы рукавом и подошла к ложу Таула. Хват не сводил с нее глаз, готовый кинуться на помощь рыцарю, если она вздумает причинить ему какой-то вред. Она потрясла Таула за плечо. Тот открыл глаза. Было видно по его мутному взгляду, что он отуманен снотворным. Низко склонясь над ним, девушка прошептала:
— Ты умрешь за то, что сделал вчерашней ночью.
Хват затаил дыхание. Таул взглянул девушке в глаза.
— Моя жизнь проклята, госпожа, и только смерть может дать мне покой.
Она плюнула ему в лицо. Хват сжал ее руку.
— Оставьте его, довольно он уже натерпелся! — вскричал он, стараясь оттащить ее прочь. Она вырвалась и снова повернулась к рыцарю.
— Ты не в последний раз меня видишь, Таул с Низменных Земель. — От этих слов Хвата пробрало холодом. Она постояла, дрожа от обуревавшей ее ненависти, потом повернулась и нетвердыми шагами вышла из комнаты.
Таул медленно сел, спустил ноги на пол и откинул покрывало.
— Во имя Борка, что я такого сделал? — спросил он.
Хват не знал, что ему ответить. Разве это можно объяснить? Таул до смерти измолотил человека и дал клятву, которую не имел права давать. Хват не слишком много знал о рыцарях Вальдиса, но понимал, что Таул преступил какой-то страшный закон, присягнув герцогу на верность. Он предал свой орден, и обратного пути ему нет. Хвату от души хотелось, чтобы этот бой никогда не состоялся.
Дверь открылась опять — что они тут, в Брене, стучаться не обучены? Вошел сам герцог, закутанный в плащ — как видно, в дорогу собрался, — с холодным, непроницаемым лицом.
— Что делала здесь моя дочь?
Хват ловко скрыл свое удивление. Дочь! Вот это да! Но Таул опередил его с ответом:
— Она приходила справиться о моем здоровье.
Даже и теперь, порвав все узы с Вальдисом, Таул оставался рыцарем: честь дамы нужно защитить любой ценой. Хват воспрянул духом.
Герцога как будто удовлетворило это объяснение.
— Ну и как же твое здоровье?
— Лучше. Благодаря искусству ваших лекарей.
— Это хорошо. Ты славно дрался в ту ночь. Больше всех меня восхищают те, кто отказывается смириться с поражением.
— Блейз был достойным соперником.
— Да, он хорошо послужил мне. Он умер нынче, рано утром. И это к лучшему, что он ушел: здесь у него уже не было будущего. Брен не прощает побежденных. — Герцог помолчал, устремив глаза в пол. — Признаться, мне не хотелось принимать у тебя присягу, но теперь я вижу, что поступил правильно. Ты победил — значит ты лучший. — Он повернулся к Таулу лицом. — Я никогда не спрошу у тебя, почему ты оставил орден, но знай: теперь ты обязан верностью мне, и только мне, и я не намерен быть вторым после Вальдиса.
— Я не напрасно давал эту клятву. Я ваш, — твердо и открыто ответил Таул.
— Хорошо, я доволен. Я еду поохотиться на несколько дней. К моему возвращению ты, надеюсь, будешь готов занять свое место подле меня.
— Я буду готов.
Герцог протянул руку, и Таул пожал ее. Пожатие длилось долго — потом оно разомкнулось, и герцог ушел.
Впервые со дня своего прибытия в Брен Хват подумал, что у его друга еще есть надежда. Давно уже он не видел в Тауле такой решимости.
Мейбор постучал в дверь Баралиса. Он должен был сопровождать герцога на охоту в горы и хотел удостовериться в двух вещах: во-первых, что за эту ночь никакое чудо не исцелило Баралиса, а во-вторых, что королевский советник сознает, сколь тяжкое оскорбление нанес ему герцог. Баралис в горы не едет — его даже не пригласили.
Не получив ответа, Мейбор постучал снова. Нет, это и правда замечательно. «Только несколько доверенных людей да я», — сказал герцог. И он, Мейбор, оказался в числе немногих. А Баралиса исключили. Мейбор почитал своим долгом лично нанести советнику этот удар — жаль, что не смертельный.
Пара дней на охоте — как раз то, что ему нужно. Свежий воздух в легких, резвый скакун под седлом и хорошо заостренное копье в руке. Отличный случай показать свое искусство. Только вчера от портных доставили его новый гардероб, камзолы и плащи, способные привлечь к себе внимание. Эта охота принесет ему большой успех.
Мейбору также очень хотелось поглядеть, какая дичь водится в горах. В Королевствах нет таких редкостных и опасных зверей, как барс. Надо надеяться, время года для них не слишком раннее.
Где же этот болван Кроп? Если и сейчас никто не откликнется, он войдет.
Дверь отворилась, и появился слуга с горшком в одной руке и полотняной нижней рубашкой в другой. Мейбор и раньше имел дело с Кропом и знал, что пытаться пройти мимо него бесполезно.
— Как твой хозяин? — спросил Мейбор.
