в жизни этого не забуду. — Грифт осушил свою кружку до дна. — Но кровопролитие — еще не самое худшее.
— Вот как? Что же еще случилось?
— Кедрак послал своих людей убить родного отца. Он командовал королевским войском и, как только заметил Мейбора на поле, направил к нему гвардейцев.
Снова Баралис. Это он посеял вражду между отцом и сыном. Сколько несчастий, охвативших не только города и армии, но и отдельных людей: рухнувшие идеалы, разбитая любовь, разлученные семьи. Джек не мог даже представить себе, что почувствовал Мейбор, когда понял, что сын хочет его смерти. Как он только жил все это время после боя с такой тяжестью на сердце? В памяти Джека Мейбор остался напористым, полным жизни человеком, желавшим своим детям только добра — даже если они с ним не соглашались. Гордость служила выражением его отцовской любви. Каково было такому человеку снести предательство своего первенца?
Таул, Грифт, Хват и Джек допивали свой эль в молчании. Слова казались слишком легковесными, чтобы выразить всю жестокость жизни.
Мейбор согрелся, и боль в костях почти унялась. Как ни странно, он все еще чувствовал свои отмороженные пальцы — даже больше, чем все остальные.
Сильнее всего чувствуешь то, что потерял.
Мелли, Кедрак, двое младших сыновей — сделав усилие, он мог представить себе их всех. Ценой еще большего усилия он мог представить себе, что они его простили.
Но сон одолевал его, и он знал, что настала пора уходить. Последним огромным усилием он уложил голову прямо — не станет он пускать слюни, словно ветхий старец, — и вытянул руки вдоль тела. Достойно, сказал он себе. Как король.
Глаза его закрылись, и он совсем обессилел — теперь можно соскользнуть вниз по темному склону. Испытывая легкий страх и великую усталость, Мейбор дал сну унести себя.
Позже, много позже, когда Джек уже спал на кухне, прижавшись к печке, его разбудил странный шум. Сперва он подумал, что это волки воют, потом — что ветер. Лишь проснувшись окончательно, он понял, что это поют мужские голоса. Низкие гортанные ноты чередовались с долгими паузами и резкими выкриками. Кто-то отбивал грубый ритм, и один голос, высокий и чистый, вел мелодию.
Джека окатило холодом. Это была смертная песнь. Высокоградцы пели ее в честь Мейбора.
Он открыл глаза и в тусклом свете гаснущего огня встретился взглядом с Таулом. Лицо рыцаря было печальным, глаза — темны как ночь.
— Джек, — произнес он, — нам с тобой предстоит сразиться не на жизнь, а на смерть.
Джек кивнул. Он знал, что чувствует Таул, и сам чувствовал то же самое. На этот раз Баралис отнял жизнь у близкого им человека.
XXX
Джек проснулся с сосущей пустотой в животе. События прошедшей ночи живо припомнились ему. Он вспомнил, как уснул под пение высокоградцев, молящихся о душе Мейбора. Они пели до рассвета — Джек слышал их даже во сне.
Теперь он проснулся от иных звуков, столь памятных ему по прошлой жизни, — звуков кухонной возни. Рядом стучали, скребли, гремели кастрюлями, шуршала метла, шипел жир и кудахтали куры. Он как будто снова оказался в замке Харвелл. Джек открыл глаза. Над ним высилась большая, одетая в белое женщина.
— Давно пора, — сказала она. — Буди-ка своих друзей и выметайтесь все отсюда. Ишь чего выдумали — спать у моей печки! О чем только думает мастер Таллирод? Точно у меня и без того мало дел! В зале ночует столько народу, что половиц под ними не видно. Гинти их точно давненько не видала. Парни в багровых камзолах так вскружили этой девчонке голову, что она и думать забыла про полы.
Джек улыбнулся женщине:
— Виноват. Может, вам чем помочь?
— Убери своих людей отсюда — и я твой друг на всю жизнь. Может, даже налью тебе моего особого пивка.
— Идет. — Джек встал и принялся расталкивать Таула, Хвата и Андриса. Остальные рыцари спали на конюшне.
Женщина в белом выполнила свое обещание, и даже с лихвой. Когда все продрали глаза, застегнули пояса и свернули одеяла, владычица кухни поставила перед ними роскошный завтрак: теплый хлеб, холодных цыплят, сыр со слезой и эль особой марки. Единственным ее требованием было, чтобы они съели все это в зале. Джек взял свой поднос и собрался последовать за остальными, но она удержала его.
— Вот кабы ты и тех красногрудых убрал отсюда.
Джек засмеялся. Доброта стряпухи порадовала его. В мире столько хороших людей — сражаться стоит не только ради мщения. Женщина крепко поцеловала его в щеку.
— Постой-ка — я положу тебе еще цыпленка. — Она порылась в кладовой и вернулась с двумя куриными ножками. — Ну вот — авось до вечера продержишься.
Джек поставил поднос и обнял ее.
— Солдат я тоже скоро уведу.
— Ладно, парень. Но пару-другую можешь оставить. Надо же мне на кого-то стряпать.
В зале было холодно. Высокоградцы в своей скорби позволили углям угаснуть, и никто не хотел разводить огонь заново.
Джек и Таул ели в молчании. В комнате веяло печалью, и вокруг виднелись бледные изнуренные лица. Рыцари пришли с конюшни, и Крейн сел рядом с Джеком.
— Что стряслось? — шепнул он.
— Мейбор умер. Он просил нас взять его людей под свое начало.
Крейн оглядел комнату.
— Этим людям еще рано в дорогу. Они нуждаются в отдыхе.
— Выступим завтра, — кивнул Джек. — Им все равно понадобится еще день, чтобы собрать лошадей. Столько-то мы можем подождать.
Таул поднял голову от тарелки:
— Они могут выехать в Брен следом за нами и затаиться на восточной равнине, пока мы их не позовем.
— Там расположился лагерем Тирен, — сказал Крейн.
— На востоке или на юге?
— На юге, в лиге от ворот. — Крейн, не мигая, смотрел в глаза Таулу.
Это продолжалось долго, потом Таул опустил руку ему на плечо. В голосе Таула звучало странное напряжение.
— Сколько с ним людей?
— Не знаю точно. Сотни три, а может, и больше.
И Джек вдруг понял, что происходит: Крейн, сказав Таулу о местонахождении лагеря, отрекся от Тирена как от своего главы и безоговорочно признал Таула.
Оба продолжали разговор как ни в чем не бывало. Таул стал посматривать на высокоградцев с возросшим интересом, и Джек мог бы поклясться, что рыцарь считает их по головам.
Крейн и Таул как заправские вояки обсуждали стратегию, виды вооружения и численность, прикидывая, как бы лучше взять лагерь Тирена.
— Наша первая задача — проникнуть во дворец, — напомнил Джек.
Таул давно уже лелеял собственные замыслы относительно ордена, а после его прыжка в водопад эти замыслы не давали ему покоя. Джек, однако, не мог допустить, чтобы они помешали спасти Мелли и